Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1970-е
Шрифт:
Итак, я успешно сдал экзамен и признан годным к балу. Теперь надо хорошенько к нему подготовиться, чтобы хорошо выглядеть, а это, по нашим понятиям, надо быть чистым скелетом с белыми, пустыми, звонкими и подвижными в суставах костями, чтобы движения в танцах были легкими и непринужденными. Обязательным правилом для участников бала является также пустота черепа. В нем не должно быть ни капли мозгов, ни земли, ни червей, ни чего бы то ни было, — словом, он должен быть пустым совершенно, а глазницы — не таить в себе ничего, кроме темных теней. Женщины, конечно, рисуют брови, чистят уцелевшие зубы, гримируют переднюю часть черепа иной
Иначе и вправду худо будет. Мне рассказывали случай, когда на балу один бывший архитектор настроил воздушных замков, все стали порхать в восхищенье по лестницам и залам, а потом он вдруг решил все переделать, и, сами понимаете, сколько достойнейших покойников переломали себе кости, не говоря о древних, которые просто рассыпались в пыль. Такие шутки с прахом очень плохи.
И все-таки ни один из нас не явится на бал без земных воспоминаний, каким бы пустым ни был череп. Так было и так будет. И на предстоящем балу каждый будет стремиться передать другому свои дорогие воспоминания как можно искуснее и незаметнее. Советом, разумеется, это не одобряется, пресекается, это даже строжайшим образом запрещено, однако все знают, что сидящие на почетных местах члены совета и устроители склоняют друг к другу блестящие гладкие черепа с той же целью.
Что еще делают на балу? Помимо танцев и воспоминаний беседуют на темы бытия. По понятиям жизни, оно ей тождественно, но это ошибка — едва я умер и оказался в нашем вечном мире, понял, что жизнь и смерть две стороны одной монеты, которая и называется бытием.
На досуге я развиваю эту тему, варьирую всевозможные сочетания того и другого, но ничего толкового не выходит. Этим, я знаю, занимаются все. Истина в том и заключается, чтобы найти промежуточный вариант — ведь счастье возможно только там, а покой только тут. Так что на балу, думаю, будет много интересного. Осталось ждать совсем недолго, хотя смешно говорить об ожидании, пребывая в бесконечной длительности времени, не имея понятия о его величине, ибо самый его масштаб отсутствует, имея утешением то, что там, где нет времени, не может быть и конца.
Но не все у нас законсервировано и стоит на месте, и у нас происходят перемены. Я уже говорил об этапах нашего телесного — а потом и духовного — восхождения. Можно также привести примеры из бытия древних. Некоторые участвовали в тысяче и более балов, сохранили в чистоте скелет и духовно вполне нормальны. Но и их ожидает печальная участь окончательно смешаться с материей и быть с ней нераздельным составом, из которого, хоть это и ересь, есть шанс высунуться на свет божий травкой, кустиком или цветочком. Могильной травки поест корова, ее молока попьет ребенок, из него вырастет философ, который будет писать о вечности и единстве материи, косности духа и так далее.
Завтра — бал. Он происходит всегда после дня поминовения усопших, когда к нам на могилы приходят еще живущие, вспоминают о нас, наших делах, привычках, причудах, пьют вино, закусывают вкусной снедью и говорят о кратком уделе человека.
Предполагаю, что теперь ночь, и слышу, как гудит наверху гроза: на черном небе яркие вспышки молний и величавый царственный грохот, и из темноты падают на наши могилы первые капли ночного дождя.
1977
Владимир Лапенков
Раман [25]
25
Печатается с некоторыми сокращениями.
…странная смесь дурак на холме здравствуй и прощай мир без любви девять восьмых песни беспечная езда заседание на вершине мира шестьдесят первое посещение большой дороги одной ночью больше делай что нравится сто пятнадцатый сон Боба Дилана блюз на бегу держите мою могилу в чистоте о чем мы болтали сегодня люби меня дважды как катящийся камень в ожидании солнца я унылый бродяга все время на сторожевой башне приятные вибрации почему мы не делаем этого на дороге ночное время верное время когда я умру и уйду грустная железная бабочка парад нежности лучше камень впадающий в грезы новый звук из подземелья.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«Чаны», «чины», «прочны»… и другие признания шамана, записанные на магнитную ленту.
Без пролога: не дошедшая до наших дней исповедь Сакса фон Грамматика, написанная им самим.
Без почтения: исчезновение городского фольклора при 14-том посещении Большой Деревни.
Без подлога, но не без БУДДЫ: признание наркомфина в злоупотреблении промфинпланом (перепечатано на машинке).
Вместо эпилога: бидструпный запах съезда и — до Заключения автора, — самопародия на роман «Крайняя плоть» (в 2-х частях).
Примечания:
№ 1) Портрет и автопортрет автора.
Приметы общие — талант, ум, недюжинность, симпатия к труду и слаборазвитым странам.
Особых примет нет.
№ 2) Второго примечания тоже нет.
«Когда наши меньшие братья расправляются на местах с западной заразой, мы не можем стоять в стороне, занимаясь самокопанием. Пусть враги погрязают в мастурбациях морали, пусть, я говорю, они ищут смысл жизни! Мы, оптимисты, твердо знаем, как плохо живется в Америке жидам и „черным пантерам“. Озлобленные цинизмом солдаты вырывают зубные коронки из ртов мертвых патриотов… 60 % военнослужащих США употребляют наркотики!»
(П. Н. Нисский, слесарь-фрейдист)
мания градостроительства мания идолоискательства Хер-мания Кружок любителей рабочего класса, состоящий из символистов, пресыщенных своим символизмом, анархистов, пресыщенных своим анархизмом, онанистов, пресыщенных своим онанизмом, и прочая, и прочая, и прочая.Полет к Сатурну при помощи двух соковыжималок, или Импотентарий для двоих.
Пространное двадцать четвертое варево.
(Подхожу к чану, колдую, молюсь.)
Но что это?.. Я не понимаю… В глубине мерцают огоньки, глаза аксолотлей и рыб. В который раз меняются цвета. Смешалось наконец! Брызги, расходится туманная завеса… Кричите же, беснуйтесь, человечки! Вот пафоса апофеоз!..
Встает Великий Тритон…
Со следующей страницы начинается собственно роман.