Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1980-е
Шрифт:
Борис Тимофеевич вытолкнул из легких застоявшийся воздух, и жучок, молитвенно сложив лапки на блестящем черном брюшке, свалился в обморок.
Посреди лужайки стоял небольшой кирпичный дом с квадратными зарешеченными окнами, плоской крышей и резным крыльцом. Несмотря на сказочное белое крыльцо, весь дом походил скорее на миниатюрную казарму, чем на жилье.
Борис Тимофеевич встал на карачки, с трудом поднялся, распрямился и по густой пушистой траве направился к дому, поднялся на крыльцо и, не найдя
— Следующий! — послышался в доме равнодушно-бодрый мужской голос.
Дверь подалась легко и с громким железным стуком захлопнулась. Борис Тимофеевич сделал несколько неуверенных шагов и оказался в большой комнате, почти без мебели, если не считать огромного, до потолка, сейфа с двумя ручками, шикарного письменного стола, за которым сидел и писал гладкий бритый мужчина неопределенного возраста и профессии, небольшого круглого коньячного столика, где стояли две неначатые бутылки пива и два стакана, двух казенного вида стульев, — остальное пространство комнаты было заполнено атмосферой сухой официальности: пахло нестираными носками.
Мужчина за письменным столом поднял голову, посмотрел на стул перед собой и безразлично сказал:
— Садитесь.
Борис Тимофеевич приблизился и сел, упершись ладонью в колени.
Мужчина положил авторучку на стопку бумаги, отодвинул это в сторону, затем, не вставая, протянул руку к коньячному столику, налил из бутылки пиво в стакан и поставил перед Борисом Тимофеевичем.
— Пейте. Вероятно, перебрали накануне?
Борис Тимофеевич кивнул и с благодарностью припал к горьковатой прохладной влаге. Противный застоявшийся липкий комок в груди распался, на душе стало свежо.
Мужчина проследил, как Борис Тимофеевич допивает пенистый остаток, потом достал из ящика стола незаполненную анкету и положил перед собой.
— Ну-с, приступим? Фамилия?
— Востриков Борис Тимофеевич, — с готовностью назвался Борис Тимофеевич. — А… зачем это вам? Я вчера что-нибудь натворил? Ничего не помню. Мы с Иваном Кузьмичем — это мой друг детства — по случаю моего сокращения так врезали… так врезали…
— Год рождения?
Борис Тимофеевич ответил, и мужчина, прежде чем записать, внимательно посмотрел в лицо, примеряя возраст на внешность.
— Социальное происхождение?
Борис Тимофеевич вспомнил, что его дед два лета жил в деревне, и сказал, что происходит из крестьян.
— Национальность? Конечно, русский?
— Конечно, — с удовольствием подтвердил Борис Тимофеевич, которому вся эта процедура начинала нравиться: если кто-то им интересуется, значит, кто-то собирается о нем заботиться.
— Образование?
— Среднее техническое. Холодильный техникум.
Мужчина перестал писать и авторучкой указал за спину:
— Холодильник. Замаскированный
— Ни в каких, — поспешно ответил Борис Тимофеевич. — Только в профсоюзе и в черной кассе.
— За границей бывали? Если да, то с какой целью?
— Что вы? — оскорбленно удивился Борис Тимофеевич. — Разве можно?
— Родственники за границей имеются?
— Я сирота, — облегченно сказал Борис Тимофеевич.
— В какие органы избирались? Если да — на какой срок?
— Один год был членом ревкома.
— Чего-чего?!
— Членом ревизионной комиссии профсоюза в отделе, на работе.
— Какой культ исповедуете?
— Культ личности! — выкрикнул Борис Тимофеевич.
— Э… — поморщился мужчина, — не путайте исповедь с борделем. Ваше отношение к воинской службе?
— Хорошо отношусь. У меня белый билет. Запас пятой категории.
— Это что еще за пятая категория?
— В случае объявления войны я обязан в течение первых пяти часов спрятаться в ближайшем подвале. С запасом пищи, питья, медикаментов.
— Ладно, это мы выясним. Ваше семейное положение?
— Холост, — с виноватой улыбкой ответил Борис Тимофеевич, — как-то все не случалось подходящей партии.
— Импотент?
— Что вы! — покраснел Борис Тимофеевич.
— Так. Теперь распишитесь здесь и здесь. — Мужчина повернул лист и подал авторучку. — За то, что сообщенные вами сведения истинны. В противном случае вы несете ответственность по закону согласно статье 2039.
— Боже мой! — проговорил ошеломленный Борис Тимофеевич, выставляя подпись дрожащей рукой. — Что я натворил?
— Успокойтесь, милейший Тимофей Борисович, все в порядке. Ничего страшного. Формальная процедура. Идентификация личности.
Мужчина вытащил лист из-под потной руки Бориса Тимофеевича, сложил пополам и опустил в щель в крышке стола — тотчас под полом загудел и смолк какой-то мощный механизм.
— Ну вот! — весело сказал мужчина, добродушно улыбаясь, и наполнил стаканы пивом. — Теперь перейдем к неофициальной части протокола.
Он обошел стол, сел напротив Бориса Тимофеевича, взял стакан и приветливо поднял:
— Поздравляю. Вы начали систему БД. Вы — первый, понимаете?
— Что это за система?
— Большое Досье. Наша контора регистрирует всех вновь прибывших. Вы первый. Я знал, что именно мне повезет. Недаром сегодня ночью снилось, что я ловлю мальков в ванной. Ваше здоровье, милейший Тимофей Борисович. Вы, можно сказать, спасли меня от выговора с занесением. До сегодняшнего дня мне приходилось в отчеты вштопывать липу, а это — поверьте — так противно. И вот вы — реальный, живой, добрый и честный человек. Ваше здоровье.