Коля-Коля-Николай
Шрифт:
— Вот мой Коля, — говорила мать, долго удерживая в дверях племянника. Меня порой ее отношение к Семену расстраивало. Однажды я, напившись, не удержался и поколотил мать. Мне было, конечно, противно, но это уже после — когда я протрезвел. Она не удержалась и утром сказала мне:
— Вчера ты был невменяем. Махал кулаками, кричал на меня. Смешно вспоминать: «Я Коля, я Коля, а не он! Запомни это!» — Нет, ты не дядя Коля.
Мое самочувствие несколько улучшилось, когда я вновь сошелся с Оксаной. Она не могла долго на меня обижаться. У нас было много общего. Мы вдвоем и я, и она несерьезно относились к жизни,
— Коля, может быть вас поженить?
— Вот еще, — ответил я, — мы ведь несовершеннолетние. Ну а если бы вам было по восемнадцать лет, тогда как?
— Вот будет, тогда и поговорим! — закончил я разговор.
Однако пожениться мы не успели, потому что участковый милиционер разыскал меня через завод. Прежде выяснил, что я уже несколько месяцев не работаю. Затем, про то, что этот случай отлынивания от работы не первый. На меня в милиции подняли все документы о приводах, связанных с моим пьянством, и завели дело. Москва тогда готовилась к какому-то международному событию, кажется — к олимпиаде. Для этого в городе наводили порядок. Он заключался как в обустройстве Москвы, так и в освобождении ее от граждан, позорящих советский образ жизни.
Скоро я был осужден за тунеядство и отправлен в колонию для несовершеннолетних.
Колония мне заменила армию, так как осужденных тогда не призывали. Брат Валера, нарядившись в военную форму, вкалывал где-то в Казахстане на строительстве военных сооружений. Меня отправили поближе к Москве — на Урал, однако, как и он, я также работал на стройке. Потом мне навыки пользования топором, рубанком, стамеской, мастерком пригодились.
Из писем от матери я прочитал, что и моя Оксана, также угодила в колонию. Статья та же, тунеядство. Она вышла после меня и сразу же устроила мне скандал. Кто-то из наших общих друзей не удержался и рассказал ей о моих похождениях.
— Сволочь ты, — кричала на меня Оксана, — я значит в тюрьме, а ты шляешься с девками. — Ну, что ты Оксана, да я же мужик, сама пойми, организм требует, — оправдывался я.
День-два она меня отталкивала, не принимала, но затем успокоилась и подпустила к себе. Я сбегал за бутылкой водки и мы, как следует, отметили это событие. «Торжество» — если это можно так назвать проходило у меня в квартире. Водки мне не хватило, и я стал лазать по шкафам, разыскивая одеколон. В колонии у нас он шел на «ура». Я все перерыл, но ничего не нашел и вдруг услышал голос подруги:
— Николай иди сюда. Где ты ищешь? Смотри, вот и «Ландыш», и «Сирень», стоят преспокойно себе на комоде.
Я закрыл шкаф и побежал к Оксане.
— Дай сюда!
Она без слов передала мне плоский флакон. Я открутил пробку и стал пить. Она взяла другой флакон.
Поздно вечером пришла мать. Увидев, что ее одеколон весь выпит, она принялась нас ругать. Оксана отодвигала ее, лезла ко мне с поцелуями, кричала мне: «миленький Колечка, как я по тебе соскучилась в колонии». В голове у меня все перемешалось. Я упал на пол и заснул.
Погулять основательно после срока в колонии мне не дали. Пришел участковый милиционер и сказал:
— Николай, устраивайся на работу или же ты снова получишь срок. И запомни, заруби у себя наносу: вернуться в Москву ты больше уже не сможешь.
Участковый милиционер был прав. Это я понял поздно. Прежде чем угодить на второй срок я успел схоронить мать. Сейчас мне стыдно за то, что я ее не замечал. Она, как и я опускалась все ниже и ниже. Дядя Миша стал ее лучшим другом. Мать пила «горькую» аккуратно, после работы в своей же теплице. Ее подруга Сима ничего не могла сделать, другая — тетя Маруся сама спилась. О своем брате Коле мать вспоминала редко, а если и вспоминала, то уже пыталась силой меня заставить быть им.
Бессильной рукой мать, схватив меня за длинные волосы, тыкала головой в землю, и кричала:
— Ты, будешь у меня таким, как твой дядя Коля. Я заставляю тебя им быть.
Мне с матерью было трудно. Я, чтобы ее не видеть переселился к своей девушке Оксане. Там меня приняли с условием, что я буду работать. Мне, как я не хотел, пришлось снова пойти на завод. На работу меня не брали из-за статьи, и я сам обратился в милицию. Там, помогли. Я получил место. Моя работа была тяжелой. Я был поставлен на конвейер по сборке автомобилей. Я отработал всего одну смену и понял мне не выдержать. Странно думал я, как люди могут здесь работать месяцами, годами?
Прошло три месяца, и я сбежал с завода, да и не только с завода, но и от родителей Оксаны.
— Я, хочу жить с тобой, но твои родители чтобы были от нас подальше. Мне надоело терпеть их нравоучения. Там меня доставала мать, здесь они.
— Хорошо, — сказала Оксана, — пошли жить к тебе.
Матери дома не оказалось, хотя время было позднее. Я не выдержал и поехал к ней на работу. На проходной, в будке сидел сторож-старичок. Я подошел к нему и спросил:
— Вера Кондратьевна на работе?
— Да, а ты кто ей будешь? — спросил охранник и, не дождавшись ответа, взмолился, — забери ее сынок, спивается, жалко смотреть — хорошая работница. Сколько у нее похвальных грамот, медали есть и вот пропадает человек. Забери ее.
Я долго шел, петляя между теплиц, пока нашел ту, в которой находилась мать. Она была не одна. С ней рядом я увидел дядю Мишу сантехника и ее подругу тетю Марусю. Они сидели за импровизированным столом, составленным из ящиков, и пили. Я застал их в том момент, когда компания изрядна нагрузилась. Дядя Миша был среди них более трезвым и более спокойным. Его голос редко был слышен. Больше всех кричала тетя Маруся. Она была женщиной одинокой и постоянно об этом говорила.
— Я, я, как перст, а у тебя есть сын, — кричала она матери, — ты счастливая!
Мать долго держалась — она была женщиной сильной. Однако и она разошлась. Я ее такой еще не знал. Дядя Миша их успокаивал, целовал своим слюнявым ртом, гладил по головам и говорил:
— Бабоньки, все будет хорошо, давайте еще по маленькой выпьем и пора по домам. Уже поздно.
— А что там дома? — услышал я резкий голос матери. — Сын Валера гусар, красавец — дурак выбросился из окна. Ему жить и жить. Муж Володя и она заплакала — умер, оставил меня. А, что я могу? Я хотела быть сильной, но какая я сильная? Моя сестра Надька вот та сильная! Меня и младшую Любу хотели забрать в детдом. Она не отдала. Сказала, я их выращу, и вырастила.