Коля-Коля-Николай
Шрифт:
Я долго не мог успокоиться. Отец целый час не отходил от брата и держал его за руки. Мать была тут же. До сих пор я не пойму, как все произошло. Отчего Валера перепутал окно с дверью.
Из небытия меня вывел звонок Семена. Он минут десять звонил и звонил в дверь. Я не сразу открыл.
— Что стряслось? — «тыкался» Семен с вопросами то к моей матери, то к моему отцу. Они были заняты, крутились возле Валеры. Я пожалел двоюродного брата и все ему объяснил.
— Да, — сказал он, — Валера начинает тяготиться этой жизнью. Возможно, он готов принять помощь, может быть, чем черт
— Нет, я не дядя Коля. Валера — не дядя Коля. Больше всех из нас похож на него Семен. — Как только это до меня дошло, я ввалился в комнату брата и закричал:
— Мам, пап вот смотрите, вот он дядя Коля, — и показал пальцем на двоюродного брата.
Все вдруг на минуту замолкли. Лицо матери и без того красное еще сильнее покраснело. Мне показалось, что она тогда поняла, впервые за всю свою жизнь, отчего нет спокойствия в семье. Мать готова была заплакать. Глаза ее заблестели… Однако она сдержала себя и не заплакала.
3
На следующий день Валера встал, как ни в чем небывало, оделся и пошел в магазин. Вернулся он быстро. Стакан вина заставил его окончательно забыть о произошедшем случае. Не знаю, с каких пор брат перестал привечать своих друзей. Я даже не заметил, когда это случилось. Вначале он отогнал от себя двух парней, которые вместе с ним демобилизовались из армии. Они часто составляли ему компанию. Скоро пришел черед и друзей по двору. Валера перестал делиться. Даже отец, хотя он и желал потянуть рюмочку, был отодвинут им в сторону. Доза, которая требовалась брату, постоянно увеличивалась. Пил Валера неторопливо, смакуя. Рядом лежала книга. Странно, но брат отчего-то пристрастился к литературе. Читал он в основном приключенческие книги. Это его забавляло.
— Вот жизнь, — говорил он мне или же Семену. Двоюродный брат приходил не часто. Однако стоило ему появиться у нас, как Валера, отодвигал бутылку и лез к нему с вопросами. Семен для него был эталоном ума, он любил с ним поговорить. Мне нравилось слушать их разговор. Валера о себе говорил как о пропащем человеке. В его словах порой звучало:
— Я, что? Мне уже не выкарабкаться, одним словом — «алкаш». А вот Колю я бил и буду бить. Он не должен идти по моим стопам. Ладно, училище он мое окончил, но в остальном для него примером должен быть ты, или пусть тот, как его, ну брат матери?
— Дядя Коля! — подсказывал Семен.
— Да, правильно дядя Коля.
Валера погибал на глазах. Просветления не произошло. Его пьянство было болезнью, при том неизлечимой. Помочь ему ничем нельзя было. Больной не хотел быть здоровым и потому он не мог вернуться в ту жизнь, которая была раньше, хоть будущее и страшило его.
После службы в армии Валера работать так и не начал. Чтобы не попасть в число тунеядцев он скрывался от милиции. На улице бывал лишь по нужде — из-за бутылки вина, затем, когда одной было мало из-за двух, трех…
Однажды из магазина вместе с бутылкой он притащил какую-то женщину. Да, самую настоящую женщину, в годах, к тому же грязноватую.
Мать пыталась ее прогнать.
— Уйди, зараза. Куда лезешь. Парню всего двадцать лет, а тебе? Поезжай к себе, что тут тебе пересадочный пункт, вокзал? — кричала мать.
— Я буду у вас жить. Твой сын меня любит. Скоро мы с ним ребеночка «сварганим». Вот так, — и Маша, так звали эту тетю, засмеялась, громко и взахлеб.
Подруге Валеры не нравилось, когда я к ней обращался: «Тетя Маша». Она на меня ругалась матом и обзывала пи…. Я с ней не связывался. В конфликты не вступал. Тетя Маша была недовольна жизнью, и часто напившись, любила поплакать.
Из особой жалости она как-то вдруг принесла в дом котеночка. Потом у нас появилась собачка. Подруга брата явно была ненормальной. И нас делала дураками. Мать хотела сдать ее в милицию, но Валера сказал:
— Я сброшусь с окна. Мы все перепугались и не стали трогать Машу.
Она была лет на двадцать старше моего брата. Вначале их разница в возрасте бросалась в глаза. Я не мог даже представить, как могло такое случиться. Что он в ней нашел.
Вечером у нас в квартире появился участковый милиционер. Его встретила мать. Отец находился в больнице и многого из того, что у нас происходило, не видел, а то умер бы намного раньше отведенного ему срока.
— Вы будете Вера Кондратьевна? — спросил участковый.
— Да! — ответила мать.
— Кем вам приходиться Мария Федоровна, — и милиционер назвал ее фамилию.
— Я, знать такую не знаю, — ответила мать. Минут двадцать она разговаривала с участковым и сумела отделаться от нашей случайной квартирантки. Валера хотел влезть в их разговор, но я его остановил:
— Молчи, и не высовывайся, иначе тебя заберут вместе с ней. Ты, что хочешь в каталажку? — И он затих.
Мать обрадовалась, что тетю Машу забрали.
— Слава Богу, — сказала она мне, — отделались. Разве это женщина. Она даже за собой не могла убраться. Белье у нее грязное, постель менять не хочет. Постирать и то ленилась.
Брат очень сильно переживал. Он привык к Маше. Ему нужна была женщина. И как я понял все равно какая, лишь бы была рядом и вела такой же образ жизни как он.
Когда Машу забрали, Валера был вынужден сам ходить в магазин. Одно время он хотел меня для этого дела использовать, но я постоянно находил причину не выполнять его поручения, и брат от меня отстал. Мне было достаточно того, что я из библиотеки приносил ему книги.
После Маши у нас в квартире появилась Татьяна. С ней брата познакомил Тольяныч. Он думал, что девушка сможет оказать на Валеру влияние и изменит его. Татьяна оказалась слабой. Она жила с опаской, боялась какой-то Лидии Ивановны, то ли матери, то ли мачехи, я не знаю. Как после выяснилось — не напрасно.
Как-то поздно вечером в квартире раздался звонок. Мать открыла дверь. Перед ней стояла мощная женщина. Мать попыталась быстро закрыть двери, но не тут-то было, женщина с силой надавила на нее и ввалилась в прихожую. Это была Лидия Ивановна. Она нам устроила такой разгон, что тошно стало не только «молодым» — Татьяне и Валере, но и моей матери, отцу и даже мне.