Коля-Коля-Николай
Шрифт:
— Валера, сынок иди, поешь. — Он с трудом поднимал отяжелевшую голову и непонимающе смотрел на мать.
— Хорошо-хорошо, я сейчас тебе принесу, — отвечала мать и бежала на кухню. Валера все время о чем-то думал. Порой он говорил сам с собой. Когда я, услышав его речь, заходил в комнату и спрашивал:
— Валер, ты что? — он отвечал, — да нет, ничего. Это я так. Мысли вслух.
Я, мать, отец, мой двоюродный брат Семен — мы все видели, — Валера гибнет. Ему оставалось жить считанные дни, часы, минуты.
Окно, проклятое окно, хотя оно и не
— Странно, здесь я, кажется, читал! — Услышал я его слова. Он не мог сосредоточиться и поэтому не понимал смысла написанного. Внизу, на первом этаже дома было кафе. Шум, крики и музыка все это отвлекало Валеру. А потом он возможно усиленно с мукой думал о своей судьбе, как будто перебирал грязное белье. Так часто делала мать, отделяя белое от цветного, когда принималась за стирку.
Я заглянул в комнату: брат, свесившись над окном, что-то кричал вниз, в темноту. Он часто любил смотреть вниз с окна. Я, хотел подойти к нему. Но он вдруг почувствовал на себе мой взгляд и повернулся. Глаза его были совершенно трезвые. Они меня поразили. И я ушел. Побыл в комнате отца. Он смотрел телевизор. Затем отправился на кухню. Мать мыла посуду. Рядом возле нее крутился Полкан. Под ногами мяукала кошка.
Вдруг с улицы раздался громкий крик, и мы услышали удар. Полкан бросился к Валере в комнату. Я побежал за ним. Брата в комнате не было. На полу валялась бутылка, из нее кровью разливалось вино. Собака, опершись передними лапами на подоконник, залаяла в темноту. Рядом с Полканом крутилась Майна и Шарик. Они жалобно выли.
4
Шел дождь. Он зарядил с утра. Мать посадила меня обзванивать родственников и сообщать им о смерти брата. Был будний день, и оповестить кого-либо было трудно. За Семеном мне пришлось съездить. Я с трудом разыскал его общежитие. Он собирался в институт на занятия. Семен меня понял, и не на какие занятия не поехал.
Отец сказал ему:
— Видишь, какое дело. Дурак-дурак ему бы жить и жить. Гусар — красавец — за такими девки гоняются, но водка — она сгубила его.
На похороны от родственников моей матери приехала тетя Надя. Рядом возле меня ходила тетя Валя, дядя Петя и их дети. Все они тыкались, не зная, что делать, мешали друг другу. Толка от них не было. Тетя Надя всех поставила на свои места. На то она и старшая сестра моей матери.
Ритуал прошел как надо. Я, пригласил на прощальный обед друзей брата. Не всех тех, которые мне были знакомы и часто встречались во дворе. Друзья, конечно, были бывшие, так как Валера последнее время ни с кем из них не поддерживал отношений. Тольяныч даже сказал:
— Странно все это, я думал, что Валера завербовался и уехал работать на какую-нибудь комсомольскую стройку.
Никуда Валера не уезжал. Мать не знала, что и говорить о сыне: одним она сообщала одно, другим другое, пока окончательно не запуталась. Она не могла объяснить причину смерти Валеры. Никто из нас не мог.
Тетя Валя после похорон, когда чужие люди разошлись, вдруг затеяла скандал:
— Это ты, ты сгубила парня! — набросилась она с обвинением на мою мать. Тетя Надя оттолкнула родственницу отца и так на нее гаркнула:
— А ты где была зараза, «москвачка чертова». Ты что не видела, парень спивается? Это наша порода, это не наша! Как ты можешь своим поганым языком такое говорить? Ты, это ты во всем виновата!
Мать была одинока. Тетя Надя это успела заметить, как только приехала. Она нутром поняла, увидела нашу жизнь и врезала тете Вале прямо под самый дых. Та осеклась, стала судорожно хватать воздух, пытаясь как-то ей ответить, но сказать тете Вале было нечего.
— Поехали отсюда! — закричала она и все — дядя Петя, Григорий и Виктор быстро принялись собираться. Моя мать, осмелев, крикнула вдогонку:
— А братца своего, что оставляешь? Мне он не нужен!
Отец, согнувшись, со страхом посмотрел вслед своей сестре Валентине Фоминичне, он знал, что она уже больше не приедет, и жалостливо шептал:
— Вера, Вера! Ну, разве так можно. Я ведь тебя люблю.
На глазах у отца появились слезы. Последнее время отец стал чувствительным и часто умилялся. Все его выводило из себя и прошлое и настоящее. Возможно — это было связано с болезнью. Отец готовился к смерти. Смерть сына его потрясла. Семен вовремя оказался рядом. Он нашелся, что сказать:
— Владимир Фомич, не мешайте разговаривать женщинам. Идемте отсюда, — и, двоюродный брат, подхватив отца под руку, увел его в соседнюю комнату. — Вас никто не собирается выгонять.
Тетя Валя и все ее семейство никуда не уехало. На улице шел дождь, к тому же время было позднее, и они остались ночевать. Правда, на следующий день их как ветром сдуло. Чуть свет поднялись и умчались к себе в Ногинск.
Тетя Надя не долго побыла у нас. Она торопилась домой в село.
— Хозяйство, — сказала она, — его не бросишь.
Но, прежде чем уехать Надежда Кондратьевна с каждым из нас поговорила и с мамой, своей сестрой и с отцом. Мне тетя Надя сказала:
— Коля-Коля-Николай будь самостоятельным. Ты уже взрослый. Через год глядишь и, в армию заберут. Не обманывай себя. Твоя мать думала, что меня обхитрила, а вышло себя. Я ведь подняла ее и Любу нашу младшую сестру. Мы с твоей матерью решили, что я поеду в Москву устроюсь там, а она останется с Любой. Через год-другой я, если она захочет вызову ее и Любу к себе. Время голодное, после войны нужно было как-то кормиться. Я поехала на «разведку». Твоя мать напросилась. Лучше бы я ее с собой не брала.