Колыбельная для брата
Шрифт:
Но одному Кириллу с Чирком, пожалуй, не справиться. По крайней мере, в школу не утащить. Надо помощников. Лучше всего тех, кого вместе с Кириллом задержали в раздевалке. У них к Чирку тоже счёт имеется, и, может быть, побольше, чем у Кирилла. Потому что не у всех такие родители, как у Векшина. Серёгу Коробова папаша сперва огреет чем-нибудь, а потом пойдёт в школу разбираться (а когда вернётся, ещё всыплет).
Но Серёга — парень не очень решительный. Димка Сушко — тот с разными знакомствами на стороне, у него, кажется, контакт с Дыбой. Не будет он трогать Чирка, если дело хоть как-то Дыбы касается. Валерка Самойлов — это да! Но он, наверно, умотал во Дворец спорта к своим фехтовальщикам…
Всё же Кирилл решил заскочить к Валерке. И, едва проехав полквартала, увидел Черепанову. Женька шла и махала его, Кирилла, портфелем.
«А что? — подумал Кирилл. — Ну и пускай, что девчонка. Зато начальство. Это даже её обязанность — разбирать такие дела. А драться Чирок всё равно не станет…»
В этом будет справедливость: сперва Черепанова приходила, чтобы наябедничать родителям, а теперь пусть увидит, что Кирилл не виноват. И сама пусть объяснит своей милой Еве Петровне…
Женька выслушала злой рассказ Кирилла, уронила портфель и взялась растопыренными ладошками за щёки. Длинные глаза её сделались почти круглыми, рот тоже стал похож на букву «О».
— О-ой какой ужас… Кто бы мог подумать…
Она так моментально поверила Кириллу, что он сказал:
— Ты подожди, надо ещё проверить.
— Конечно, надо! Но я уверена, что это он, раз ты говоришь.
— Ты знаешь, где он живёт?
— Н-нет. Не помню. Но у мамы есть список с адресами, она же член родительского комитета.
— Узнай — и сразу ко мне. Я пока портфель отвезу.
— Нет, давай вместе зайдём к нам. А то меня мама не выпустит. Скажет: режим, занятия… Давай, а? — Она жалобно взглянула на Кирилла.
— Придумала! Я так и буду таскаться с портфелем?
— Оставим у меня, потом заберёшь. Пошли!
— Да не пойду я, — смущённо сказал Кирилл и шевельнул пальцами босых ног. — Вид у меня совсем не для гостей.
— Ну что за глупости! Ты же не девочка, чтобы наряжаться. И ты не в гости, а по делу… Пойдём, а то меня не пустят.
— А велосипед куда?
— Поставишь под окно. Мы же на первом этаже, а окна в садик выходят. Пошли!
Женькина мама посмотрела на Кирилла слегка удивлённо, однако в ответ на его робкое «здравствуйте» милостиво качнула причёской.
— Здравствуй, проходи. Тебя, кажется, Кириллом зовут? Да, я помню. Ты в прошлом году так удачно пел на концерте…
Кирилл затоптался на мягком ковре и зыркнул на Женьку: «Не копайся».
Женька ускользнула в другую комнату, а мама подозрительно глянула вслед. И опять обратилась к Кириллу:
— Проходи и садись. Не стесняйся.
— Мы на минуточку, — пробормотал Кирилл.
— Никаких минуточек, — решительно сказала старшая Черепанова. — Сначала чай… Женя! — она взглянула на вернувшуюся дочь. — Почему вы только на минуточку? У тебя распорядок, и ты дала мне слово…
— У нас общественная работа, — поспешно сказала Женька. — Мы едем к одному мальчику, надо выяснить… одно обстоятельство…
Женькина мама снова покачала высокой бронзовой прической — на этот раз недовольно.
— Ох, эта работа… Я уже говорила Еве Петровне: нельзя иметь столько нагрузок. Если бы Женечка не была третий год председателем, я давно перевела бы её в английскую спецшколу. Но куда денешься, если говорят про долг перед коллективом.
Женька слегка покраснела и умоляюще посмотрела на Кирилла. Она-то сразу поняла, сколько теперь у Кирилла возможностей позлословить. Кирилл великодушно отвёл глаза.
Женькина мама заявила, что никакая работа не пострадает, если дети выпьют чаю. И потребовала, чтобы Кирилл вымыл руки и сел к столу. Руки он вымыл очень торопливо, а за стол сел с облегчением: можно было спрятать под скатерть пыльные ступни и чёрные от угольной крошки колени.
Вишнёвая скатерть была с тяжёлой бахромой. Бахрома щекотала ноги, и Кирилл старался не двигаться, пока Женькина мама расстилала клеёнку и расставляла чашки. Он лишь водил глазами, оглядывая комнату.
Бахрома была не только у скатерти. Она почему-то везде виднелась: у ковра над диваном, на малиновых портьерах, на тёмно-розовом платке, наброшенном на торшер. Даже на рукавах и подоле халата Женькиной мамы. Халат был чёрно-красный с индейским узором.
Женькина мама принесла чайники, варенье и вафли. И началось мучение. Надо было глотать чай, интеллигентно орудовать тонкой ложечкой и терпеливо отвечать на вопросы.
Первый вопрос был, где работает папа.
«Могла бы и помнить, если ты член родительского комитета», — подумал Кирилл и вежливо сообщил, что папа работал на Сельмаше, в сборочном цехе, а недавно перешёл на другую должность. Куда и кем, не стал уточнять.
— А мама?
— Мама — портниха. Бригадир. Сейчас пока не работает, у меня брат маленький.
— И ты, наверное, помогаешь маме?
— Помогаю, — со старательно-скромной улыбкой ответил Кирилл и мысленно проклял всех Черепановых до седьмого колена.
Женькина мама благосклонно улыбнулась. У неё было красивое лицо, но что-то в нём казалось ненастоящим.
Кирилл видел Женькину маму и раньше, но это бывало в классе, и там, издалека, лицо её выглядело очень молодым. А сейчас Кирилл вспомнил старинное блюдо, он его любил разглядывать, когда гостил у бабушки в Тюмени. Там на фаянсе был нарисован синий дворец, олени и лебеди. Издали блюдо как новенькое, а когда подойдёшь вплотную, на блестящей поверхности видна сетка мельчайших трещин. Так же и лицо старшей Черепановой: сквозь тонкий крем и подрисовку проглядывали морщинки и утомление. Вернее, даже не утомление, а какое-то недовольство.
— А как у вас в этом году с самодеятельностью?
«Ну что тебе от меня надо?» — тоскливо подумал Кирилл, и в это время в прихожей спасительно затрезвонил телефон. Женькина мама выплыла из комнаты.
Женька смотрела понимающе и виновато.
— Давай сматываться, — полушёпотом потребовал Кирилл. — Узнала адрес?
— Северная улица, дом шесть. Номера квартиры нет почему-то.
— Какие на Северной квартиры! Там домишки… Пошли.
— Нельзя, пока мама не отпустит.
— Чтоб вас…