Колыбельная тьмы мертвецов
Шрифт:
– Ай, чаво, милок?! – орёт старик, приставив ладонь к уху. – Не слышу ничевой, ты это погромче говори, а то я уж старый! Вот в моё время, когда твоей матери ещё в планах не было…
Чем ближе мы подходим к главной площади, где и располагается крепость Ордена, тем меньше становится низких изб с соломенными и тёсовыми крышами. Маленькие домики сменяются огромными расписными теремами с резными створками на окнах. Вместо разваливающихся телег по дорогам мчат барские колымаги, запряжённые несколькими лошадьми. Людей здесь ещё больше: и бояре, и простолюдины, и стражи, и дружинники, и ремесленники.
Посреди главной
– Почему ворота не охраняются? – спрашиваю я, когда мы без проблем проходим через распахнутые ворота, ведущие прямиком во двор крепости.
– А зачем? Ворота запираются лишь на ночь.
– А если кто-то из врагов проникнет сюда?
– Тогда он самолично подпишет себе смертный приговор, – пожимает плечами Александр и спрыгивает с коня, ведя Одуванчика дальше за поводья. – Поверь, сюда никто не сунется даже за мешок золотых. В крепости обитают стражи – главная сила царя.
Слезаю с лошади и осекаюсь при словах Александра.
– Орден не относится к военным силам царя.
– Разве? Если бы это было так, ты бы почувствовала ложь в моих словах.
– Вовсе нет, – возражаю я. – Мой дар работает иначе. Если для человека его слова являются правдой, то они истина и для меня. А если человек понимает, что лжёт, то обман я и ощущаю. А ты просто веришь собственным словам.
– Им верят многие, – невозмутимо говорит капитан, пожимая плечами.
Конюшни крепости отличаются от всех других, что я только видела, огромными размерами и удивительной чистотой. Во всяком случае здесь царит та чистота, которая может быть только возможна в конюшне.
– Ярик, – обращается Александр к подошедшему пареньку лет пятнадцати, одетому в косоворотку, что на несколько размеров больше его самого. – Позаботься об Одуванчике и… – он оборачивается ко мне, ожидая, когда я назову имя своей лошади.
– У неё нет имени. Лошадь не моя, а из училища.
– Теперь ещё и лошадь Зыбину возвращать, – с раздражением отмечает Александр. – В общем, позаботься о лошадях, Ярик. Помни, Одуванчик предпочитает не слишком сухое сено.
Капитан передаёт поводья мальчишке, который ведёт лошадей в стойла. Я думаю, что уже вот-вот окажусь в стенах крепости, о чём мечтала последние десять лет, а то и больше. Но у Александра на этот счёт иное мнение, потому как он ведёт меня на полигон, где уже во всю тренируются стражи с боевыми чучелами, отрабатывая рукопашный бой. Приглядевшись, я понимаю, что стражей на полигоне не так много, от силы три-четыре человека, а вот тренируются кадеты, за которыми полноценные члены Ордена и приглядывают.
– Я думала, у столичного корпуса отдельная территория.
– Так и есть. Столичный, северный и южный корпуса набирают кадетов каждый год, а не как западный и восточный – раз в пять лет. И места не всегда всем хватает, народу много. Это, – он кивает в сторону тренирующихся ребят, которым на вид меньше четырнадцати, – первогодки. Зелёные и спесивые. Вот скажи, в чём его ошибка? – движением головы капитан указывает в сторону щуплого паренька с тёмно-русыми волосами, торчащими в стороны.
Мальчик бьёт чучело со всех сторон, энергично размахивая кулаками и ударяя то в бок, то в живот, то
– Не рассчитывает силу, – говорю я. – Будь это не чучело, мальчик мог сломать руку от таких сильных ударов.
Точно в подтверждение моих слов, к мальчугану подходит страж и, глядя на сбитую голову, отчитывает кадета, который явно не понимает недовольство наставника, что видно по его раскрасневшимся ушам и возмущенному виду.
– А я не зря взял тебя в отряд.
В крепость мы входим через полигон, попадая в длинный коридор, по которому мчатся стражи со всех сторон. Никто из них не останавливается, лишь некоторые, завидев Александра, быстро кивают, не сбавляя шагу.
– Днём здесь многолюдно, – объясняет капитан, расслабленным шагом идя по коридору. Я же едва поспеваю за ним, несколько раз чуть не врезавшись в членов Ордена. – В крепости, считай, четыре крыла. В западной живут капитаны и генералы, поэтому в случае чего ищи меня там. Обычные стражи обитают в северном – самом верхнем, – куда мы, собственно и идём. Южное – самое маленькое – выделено специально для собраний Ордена и торжеств. В нём же столовая. В восточном крыле располагается библиотека и залы для тренировок.
Мы поднимаемся по винтовой лестнице на самый верхний этаж.
– Комнат тут немного, потому как зимой здесь жутко холодно. А ещё здесь проходят вечерние смотровые патрули. Так как больше свободных комнат нет, тебе придётся довольствоваться тем, что есть.
– Я не привередлива, – пожимаю я плечами. – И холод меня не пугает.
– Все так говорят до первого снега.
Капитан отворяет дверь, что ближе всего находится к лестнице, и входит первым, точно осматривается на наличие опасности, и только после этого пропускает меня вперёд.
Комнатушка оказывается меньше, чем я думала, но очень даже уютная. Посередине узкая кровать с периной и красным одеялом, усеянным вышитыми узорами. Чуть в стороне небольшое окно. У изголовья кровати стоит деревянная тумбочка, весьма хлипкая на вид, а у изножья – сундук для одежды.
– Комната у тебя отдельная, – сообщает Александр. – Я бы подселил тебя к ещё одной девушке из моего отряда, но, боюсь, она не одобрит моё решение. Ванная, правда, будет общая, и советую ходить на этаж ниже, потому что здесь вода всегда холодная как лёд.
– Спасибо, – искренне улыбаюсь я.
– Отдохни сейчас. Ты целую ночь не спала.
– Но я хочу отправиться на задание и…
– Успеешь, – мягко усмиряет мой пыл Александр, закрывая за собой дверь.
Стоит мне только плюхнуться на мягкую перину, как усталость накатывает на каждый дюйм тела гигантской волной. Глаза невольно закрываются, а в голове витают мысли о том, что я совсем не устала. Но затихают они быстро, а я проваливаюсь в сон.
***
Александр говорил искать его в западном крыле, но не уточнил, где это хреново крыло вообще находится. Ясен пень, что на западе, вот только крепость огромна, и там, где, по моему мнению, находится запад, оказывается ряд дверей, каждая из которых ведёт неизвестно куда. Стучаться в каждую мне не хочется совершенно.