Колымский эндшпиль

Воинов Михаил

На холоде чайная наливка не казалась такой вкусной, как летом, и конфеты, купленные нами вместо «Пикантного», ему в подмётки не годились.

– Как, начальство вас не допекало? – спросил у москвичек Никицкий.

– Ты что – Лариса у нас такая классная! – возразила Вика.

– А вас? – спросила Светлана.

– С Леонидом – нормально, а с Красиловым мы общего языка не нашли, – ответил я.

– Почему, – сказал Антон. – А легенды 5 к картам?

5

Легенда –

список условных обозначений

Антон спел три-четыре песни, и вдруг Светлана – она одна ему подпевала – воскликнула:

– Холодно! «Черёмуху» – и пойдём?

Стали собираться, и я сказал:

– Жаль расставаться насовсем.

– Очень! – воскликнула Светлана. – Поэтому сейчас будет телефон.

Она вынула из кармана бумажку, сделала в ней запись карандашом, который нашёлся в моём кармане, и отдала её Антону:

– Это в Москве – так, для связи, а вообще, как договорились, ждём вас на Колыме.

Вика сказала:

– Наташка, поехали с нами!

– Нет.

– Почему?

– Так взять да всех тут оставить?

Когда мы подошли к избе, где квартировали студентки, Светлана предложила:

– Зайдёте?

Наташа помотала головой и ушла к себе, в дом по соседству.

Я сказал:

– Вообще, у нас ещё дела. Да и вам собраться надо.

– Вы успеете. А мы собраны. Антон?

– Раз приглашают, зайдём на полчаса? – произнёс Антон.

Мы прошли в комнату, где девушки на скорую руку накрыли стол для чая.

Светлана сидела против нас, поставив локти на стол и придавливая подбородком сплетённые пальцы рук.

– Люблю вот это время в поле, перед отъездом, – говорила она, в то время как лицо её покачивалось на этом пружинящем сплетении и качались зрачки ведясь то в сторону Антона, то в мою – попеременно. – Завтра, может быть, навсегда расстанешься с людьми, с которыми ненадолго свела тебя жизнь. Некоторые из них, может быть, тебе многое дали и не забудутся никогда. Но вот ещё они тут, и хочется наглядеться на их лица надолго впрок. Вам знакомо это чувство?

– Мне – нет, – откликнулась Вика. – Не думаю о тех, с кем разминулась. Прошло – и прошло, теперь о других делах надо думать.

Я спросил:

– Стараешься скорее забыть?

– Ещё чего – сами забываются.

– На зависть, – заметил Антон.

– У тебя не такой подход? – спросила Светлана.

– Увы, нет.

– Значит, если мы встретимся на Колыме, то, во всяком случае, узнаем друг друга.

Антон засмеялся.

Я сказал:

– Передавай мужу привет от земляка. А почему вы на практике не вместе?

– Не получилось. Значит… Значит, зачем-то это было надо.

Когда мы с Антоном собрались уходить, Света спросила:

– Вдруг я буду в Ленинграде – телефонов у вас нет?

– Какие в общаге телефоны, – ответил Антон.

– Ладно, но если вы будете в Москве, звоните.

На пути домой я передал Антону мой разговор с Леонидом. Я думал, мы обсудим, как нам завтра будет лучше защищаться. За отрицательную характеристику с места практики декан имел право отчислить любого, а Никицкий с его тройками был бы обречён. Однако Антон лишь изрёк: «Любопытно», – и больше слова не вставил в лай, которым собаки от двора ко двору провожали чавканье наших сапог – иные вдобавок звенели цепью, иные прыгали на забор.

Когда мы пришли в избу, я сказал:

– Как будто я лучше тебя работал!

– Погоди раньше времени возмущаться, – ответил Антон и добавил: – Не забыть с утра взглянуть, есть ли в сарае гвозди.

Взглянуть на гвозди мы всё-таки позабыли, а на подходе к камералке, сквозь её окна, услышали горячие голоса. Внутри оказались примолкшие с нашим появлением Красилов, Сурочкин, Леонид, Лариса и Наташа. Леонид поджимал губы, а лицо Красилова было красным.

Мы стали посреди комнаты, и Красилов проговорил:

– Ну вот, пусть сами скажут! Антон, как бы ты оценил свою деятельность на практике?

– Не мне судить.

– И всё-таки: как ты считаешь, ты способствовал утверждению в отряде благоприятной рабочей обстановки?

– Вроде старался.

– Сейчас посмотрим, как ты это делал. Вот открываем твой полевой дневник. Точка наблюдения двести двадцать один вэ. Тонкая фракция… В пяти метрах на юго-запад – останки растерзанной хищниками куропатки. Точка наблюдения триста четыре вэ. В ноле целых шести десятых метра к востоку – гриб с красноватой шляпкой, синеющий на изломе – предположительно подосиновик. Посмеяться тут всем нам хорошо, но дневники будет проверять комиссия не из передачи «Вокруг смеха». Возьмут да снизят оценку. Не премия нам будет тогда, а слёзы. Может, в чём-то ты и старался, но я-то тебе за старание должен хорошую характеристику давать или за результат?

– Что Вы имеете в виду?

Никицкий казался невозмутимым.

– Вот, пожалуйста: как всегда, начинаешь спорить, вносить в работу нервозность! Так чего от тебя больше: пользы или наоборот? Георгий Павлович, как твоё мнение?

Красилов наставил на Сурочкина свои темно блестящие глаза, и у того – я замечал, что с ним как правило это в таких случаях происходило – начала чуть-чуть подрагивать голова.

Георгий Павлович как будто с усилием уклонился от этого взгляда и вымолвил:

– Соэршенно … Мне кажется, что в Антоне нет искательства, а есть искание.

– Здорово! – отозвалась Наташа.

– Приятно быть причиной афоризма, – проговорил Никицкий. – А ещё приятней – знать, что твои труды кто-то прочитал.

Встала со стула Лариса:

– Антон, дело серьёзное, а ты ёрничаешь. Вообще-то, я тут сбоку припёку, но вопрос всё-таки имею право задать. Андрей Петрович, кто Вам нужен: студенты или солдаты? Насколько я знаю, голова на плечах у Антона есть, а остальное, может быть, не так уж и важно? Не будет же он всю жизнь так сочинять.