Колымское эхо
Шрифт:
— Варя, от этих ты и сегодня не денешься никуда. Поменялась выставка, а суть осталась прежней.
— Почему же ты ушел из органов, если так? Почему тебя выгнали? — изумился Иванов неподдельно.
— Слишком высокое место занимал. Послушным был. И теперь не могу согласиться с вашими убеждениями. Вот ты возьми хотя бы Султана. Прекрасный сторож, но зверь он и есть зверь. Волк, одним словом. И случись что, он перед стаей свою голову за твою подставит. Сколько ни корми его, придет время, все равно сбежит к своим. Иного быть не может. Хотя я не говорю, что он плохой. У него свой инстинкт, его не переделать. Так и у других. Каждый живет своим умом.
— Ну, а как же твой Аслан? Почему этот переделался?
— У него дети появились, две дочки. Он не хотел, чтоб стали воровками. Понимал, что их ждет. Он себя мог не жалеть. А детей убережет от своей доли. Он рос сиротой. Колыма родителей отняла. У его дочек и отец, и мать имеются. Эти если и будут знать о Колыме, так только с его рассказов. Их сердца не коснется холод. И эти сюда не приедут. Их сердца не обморожены, судьбы в порядке и в жизни никогда не наступит полярная ночь. Их есть кому уберечь и удержать...
Игорь пошел на кухню, захотелось человеку пить. А тут, как снег на голову, внезапный стук в дверь, мужик присел от неожиданности. Показываться перед кем-то в нижнем белье, конечно, не хотелось, и Бондарев прикрылся занавеской от дверей, перебегать с кухни в комнату было уже поздно. В дом вошла старуха и вместо приветствия спросила:
— А то ли верно брешут, что ты враз двоих мужиков зацепила. Во, боевая! Тут хоть бы половинку урвать и то радость! А ну, показывай обоих! Что за залетные у тебя пригрелись? Каким ветром их надуло? Не то я одна тужу в своей избе. Тут же, сразу двое! Да говорят все ненашенские, столичные!—уперлась взглядом в Иванова.
— Баба, этот много моложе тебя. Ему даже шесть десятков не исполнилось.
— Во глумная! Мужика не этим меряют, иль забыла? Пусть покажет на что гожий, тогда и я скажу, сколько ему лет,— рассмеялась бабка и, заглянув в рот Евменычу, скривилась:
— Мать родная, ни одного своего зуба, все вставные! Даже спит в очках. Это для чего? Ничего родного нет. Вот это мужик. А морда толстая. Видно, жрет много,— оглянулась на Варю и увидела за ее спиной Бондарева.
— А этот шкелет на что по хате голиком ходит. Глянь, грудь как у моего петуха, только без перьев. А снизу все цело? Ну да ладно, теперь разглядим, выходи наружу, выбирать будем!
— Говорю, не ломайся, не то сама достану. Я тут таких видела, тебе и во сне не снилось. Вылазь с занавесок. В гольном виде даже удобнее смотреть, всего ощупаем и осмотрим.
— Нельзя? А почему? Ты при исполнении служебных обязанностей? А кто про это знает? Мы ж служебное не тронем, только твое, родное. Ну, покажись! — выволокла Бондарева из кухни. Тот, сверкнув тощими ягодицами, хотел нырнуть под одеяло. Но бабка зажала его меж колен:
— Не спеши, касатик, не убегай. Я ж голого мужика лет двадцать не видела. Вся душа изнылась. А ну, постой, дай глянуть, може и на человека не похожий! Куда бежишь, козлик мой спугнутый. Я же без фулиганству, только глянуть. Тут от сугроба до сугроба одни волки, мужиков забыли какие есть. Дай наглядеться,— но Бондарев уже влез в постель. И оттуда не без страха следил за бабкой.
— Настя, ты с поселка или в него навострилась? — отвлекала Варя бабку.
— Кой черт! Обещали мне, как колымчанке пенсию повысить. Я целых два месяца ждала и не выдержала, сама поперлась. И требую, как полагается:
— Где моя пенсия? У кого ее из-под хвоста вырвать? Отдавайте сами добром, пока я вас не достала. Ну, скажу тебе шухер подняли на весь свет. Брехали про прибавку, а сами по десятке добавили. Ну, я тут все им высказала! Во, кровопийцы! Даже с нашими копейками не расстанутся. Десятку суют в нос и гонят меня в шею. Так я им за такое обращенье все столы раком поставила. В другой раз пригрозила самих кверху жопой вздернуть.
— А мне сказали, что эта прибавка особая, только коренным колымчанам, кто не меньше двадцати лет тут прожил безвыездно,— сказала Варвара.
— Чего? Задохнутся пыль жопой ловить. Ишь шустрые! Мы что, просились сюда, иху мать! Да я им за такое все на свете вырву! Один уже был такой. Мы и его пережили, всех не постреляешь. А кто живой останется, тот за жабры словит. Так вот я ту десятку им на похороны отдала. Пусть веселятся за мой счет. Они за это обещали меня в КГБ всунуть. Ну а я ответила, что поздно взялись пугать. Я уж всего отбоялась. Послала их всех, куда меня папашка по бухой посылал и спросила:
— Если мало, добавлю! Но с такой прибавкой ко мне не подходите! Я и вас вместе со Сталиным в заднице видела. Если даете, то разжимайте ладонь.
— А они говорят, что Сталин нас облагодетельствовал,— оглянулась на Бондарева. Тот, то бледнел, то краснел. Он понимал, в чей огород летят камни.
— Жаль, меня тогда не было. Я бы им полную глотку этой благодарностью напихала. Сдохнуть мы и без его помощи могли. А вот выжить никто не подсобил, чтоб они задохнулись.
— Да успокойся, Настя! Что нам до них? Мы, как бы там ни было, живем без их помощи!
— Ага! Знаешь, чего эти изверги предложили мне? Чтоб я в сторожа согласилась на полставки к ним пойти. Во, размечтались! Как работать, так целый день, а получать только половину. У них сторожей не хватает. Платите как надо, сыщете. А то ишь, умные! Это они мне доброе сделать хотят. Да я и на свою пенсию проживу. Уж как бы ни было, побираться к ним не хожу. Сама себя обеспечиваю. Они мне за все годы ни одного ремонта не сделали. Только обещают все. Заботятся о нас. Вот попробовали б они с наше победовать. А то приехали на все готовое.