Колючее счастье для дракона, или Инквизиции требуется цветовод
Шрифт:
– С новым годом! С праздником! – пропел басом гость.
– Вы ошиблись! – прохрипела в ответ ему Соня.
– Мама! Ну что ты такое опять говоришь! – терпение девочки лопнуло.
Гости переглянулись.
В этот судьбоносный момент дверь лифта снова открылась, и из нее вышел… Эндрис собственной персоной! Тащивший с собой два огромных полупрозрачных бокса на колесиках, в запотевших с мороза очках, непривычно-взъерошенный, еще и с торчащими из карманов бутылками, очевидно, шампанского, выглядел он очень потешно.
Если бы Соня могла сейчас смеяться, посмеялась
Минутная пауза. На лестничной площадке стоял сказочный Дед Мороз (от него даже холодом веяло, кажется), красавица Снегурочка и готовые заплакать обе Ореховы-Кошкины. Очень твердо готовые. Обе.
Эндрис медленно опустил ручки боксов. Протер, чертыхаясь, очки, в полном молчании что-то шипя про совершенно бессовестное очковтирательство их изготовителей, и… улыбнулся. Вот запрещать надо такие улыбки, как настоящее биологическое оружие! У Сони сразу же все негодование прилипло к гортани, честное слово.
– Вы вообще понимаете, что все творите? – тихо так осведомился, даже строго. – Новый год не ждет! Быстро, быстро! Софи, Лесенька, вы позволите?
И вся эта ватага шагнула в минуту назад бывший еще Сониным дом.
А там они ка-а-ак развернулись!
Эндрис молниеносно распаковал свои странные коробки, оказавшиеся термобоксами, вихрем прошелся по кухне (каждый раз поправляя очки и осведомляясь у Сони: позволит ли она, не против ли взять тарелки).
А Соня молчала, открыв рот, словно смотрела немое кино. Причем где-то с галерки, а тапер был немыслимо пьян и вообще валялся под роялем.
Тихонько кивала головой, наблюдая, как этот мужчина хозяйничает на ее кухне. Как накрывает на стол, молча (!) перемывая салатнички, вилки с ножами, тарелки. Параллельно тихонько рассказывая, как они в лифте встретили Новый год. Как ехали из Москвы, наивно рассчитывая, что таких идиотов много не будет, а они были, и столько, что хватило на пробку длиной в полсотню километров.
– Ехали из Москвы? Почему? – само как-то спросилось.
Соня судорожно вытирала тарелку, ей врученную Эндрисом (он даже полотенце нашел на их кухне!) и все пыталась понять.
Краем глаза она наблюдала в открытую дверь, как ошалевшая от свалившегося на нее счастья Леся рассказывает что-то гостям. “Дед Мороз” важно кивал ей, пряча в бороду улыбку, “Снегурочка” даже смеялась, светло так и искренне.
Видела Соня и то, что хитрющая дочка осторожно прощупывала этот сказочный персонаж на предмет лжи и подлога: и бороду аккуратно подергала, и шубу потрогала, только в штаны не заглядывала! Ой. Куда-то не туда поползли Сонины мысли. Это все вина Эндриса.
Да, этот мужчина за час его нежданного присутствия в этом доме научил ее большему, чем мама за жизнь. В деле домоводства, разумеется. И как огурцы выбирать, и почему парадную посуду имеет смысл именно вытирать, как точить кухонные ножи, и в чем тайный смысл майонеза.
– Это не просто соус, это сложная эмульсия… – Соня округлила глаза. – Эм-м-м… есть такой способ смешивать несочетаемые жидкости. Если просто налить уксус в масло, они расслоятся. Но при участии эмульгатора – третьего вещества – в определенных условиях мы можем все это отлично смешать. Миксер есть в хозяйстве?
Был. Кажется. Даже еще не распакованный. Мама его в назидание подарила когда-то. Нашли.
Леся тем временем пела для Деда Мороза песенку собственного сочинения на стихи Пастернака. При всех ее неисчислимых талантах, музыкального слуха у девочки не было. Зато голос достался от бабушки, хороший голос такой, можно батальоном командовать.
Откуда у этих двоих столько терпения? Платят так хорошо? Ой! Надо будет спросить, сколько она должна теперь Эндрису. Потом. Сейчас ей не хотелось прерывать этот уютный процесс: майонезомешание.
– Я не покупаю его никогда. Это же просто, смотри: эмульгатором у нас тут работает яичный лецитин. Можно яйцо заменить на горчицу, но тогда майонез будет острым, а нам нужен нейтральный. Очень важное условие в этом всем волшебстве: жидкости и эмульгатор должны быть одинаковой температуры. А яйца у меня недопустимо холодные.
Прозвучало настолько двусмысленно, что Соня рефлекторно фыркнула. Эндрис воззрился на нее с таким откровенным удивлением, что пришлось отворачиваться, пряча предательски вспыхнувшие щеки. Фу, Соня. Нельзя так. Это все либидо, конечно, нормального секса не было у нее уже… очень давно. Женское естество не спрячешь на антресоли, к сожалению. Вздохнула.
Оказавшийся рядом мужчина вложил в руки ей два тех-самых-недопустимо-холодных яйца.
– Холодные, – все еще отворачиваясь, проговорила она.
– Так согрей, – прозвучал низкий голос над головой.
Соня глаза подняла, и ее вдруг качнуло. До чего ж красивые у него глаза! Светлое серебро с яркими искрами льдистой голубизны. Так бывает с февральском льдом, он играет всеми красками уже прошедшей зимы. И зрачки. О! Ей сейчас показалось – они вытянулись в тонкую вертикаль, разрезая лед радужки.
Дофантазировалась ты, Сонечка. Надо все это заканчивать, бедный Эндрис осип уже от твоей бестолковости.
– Эй! Вы там помните вообще, что у нас Новый год? – на кухню к ним заглянула Снегурочка. – А мы все за стол еще не садились вообще-то! А кому-то еще скоро ехать обратно. Не знаю даже кому…
Она улыбалась, а Дед Мороз тем временем слушал лекцию о детских болезнях и даже умудрялся вставлять в поток этих слов нечто эпическое, вроде: “Да! Дети страдать не должны, это важно!” или “Помню мальчика одного со скарлатиной, когда я пришел к нему на Рождество, он не мог спеть свою песенку, но сказка должна быть у всех, правда?”
– Она скоро устанет. Уже засыпает совсем, – поймав Сонин взгляд, констатировал Эндрис.
Снегурочка только рукой махнула.
– Справимся. И не такое укладывали. В честь Нового года можно ведь без умывания на ночь и прочих условностей? – Соня молча кивнула. – Отлично! Давайте хоть по Лиссабонскому времени Новый Год встретим. Раз уж Лондон с Парижем уже профукали. Прямо тут и накрывайте, гостиную мы, боюсь, теряем.