Колючее счастье для дракона, или Инквизиции требуется цветовод
Шрифт:
– Она спит, – как он понял, что нужно было сказать? – Поедете на заднем, кресел и фурнитуры для детей в машине нет, надо будет обзавестись. Пять минут и вылетаем, усаживайтесь.
Отобрал молча сумку, открыл дверь, подал руку, подсаживая. Он вел себя так естественно и органично, будто каждый день только и делал, что детей по больницам возил из засыпанного снегом убогого провинциального санатория.
В руках складная снеговая лопата, запотевшие очки, непривычный для образа Эндриса румянец на щеках. Пока она потихоньку укладывала на руки Лесю, тщательно упакованную в красивых меховой плед, пока сама осторожно усаживалась
– Спит?
– Спит.
– Вот и отлично. Пристегивайтесь и держите ее очень крепко. Просто не будет, зато весело и приключения.
Как у него получалось вызвать слабую улыбку встревоженной матери? Улыбался мужчина красиво, совершенно преображаясь, такие улыбки нужно маслом писать и вешать на стены в больницах – жизнь сразу станет светлее.
Просто, действительно, не было. Мощный джип разрезал бампером снежную целину, как ледокол пространство ледяных океанов. Пару раз они соскальзывали с дорожного полотна вниз, и отчаянный их водитель, тихо ругаясь на неизвестных Соне языках (она три насчитала!), снова брал лопату, доставал какие-то доски из необъятного своего багажника и героически всех откапывал. Потом сажал трясущуюся Соню за руль, терпеливо объяснял все про педали и уходил в снежную темноту “толкать машину”. А Соня старательно заводилась (стуча зубами от ужаса) и отжимала сцепление, как учил. Педаль скорости тоже выучила, дав себе слово на курсы пойти и… потом. Все потом.
Леся дышала все тяжелее, хрипела уже совершенно отчетливо. Когда впереди загорелись ясным заревом огни районного центра, Соня расплакалась, хоть ей было стыдно ужасно.
В плечо что-то ткнулось. Глаза подняла и увидела… рулон бумажных полотенец. И озабоченный взгляд их спасителя в зеркале.
– Тут связь есть, найдите номер, позвоните в приемный покой местной больницы, скажите им, чтобы ждали. Или… может лучше я?
– Давайте на “ты” уже, что ли. Вы меня научили машину заводить, таких близких отношений с мужчинами у меня еще не было, – попыталась шутить девушка, скрывая смущение.
Он в ответ улыбнулся. Молча. Снова ни слова упрека. Так непривычно…
Она смогла это сделать. Не с первого раза, сбиваясь, всхлипывая, ловя взгляды Эндриса (как ни странно подбадривающие!). И когда они к детской районной больнице подъехали, их уже даже встречали. Мужчина сам Лесю нес на руках, снова трогая осторожно лоб девочки, хмурился. Очень уверенно и быстро построил весь приемный покой, и уже через считанные минуты вокруг Леси деятельным роем вилась практически вся “педиатрия”. Врачи и медсестры бросали завистливые взгляды на смертельно уставшую Соню, плетущуюся за спиной мужчины.
Ну да. И машина крутая, и мужик ничего, а уж как он с ребенком… Сама бы увидела и позавидовала. Только нечему.
– У девочки не пневмония, конечно. Острый ринотрахеит, отек гортани. Очень вовремя вы приехали, очень, – молоденькая врач-терапевт с придыханием это все произносила, томно глядя на Эндриса.
И почему кошки в душе Сони вдруг яростно заскреблись? Глупые звери! Хватит с нее этих мужчин. Это сначала они все белые и пушистые. А потом из них вдруг вылезают Борисы.
– Госпитализация? Судя по тому, что вы мне тут сказали, в ней нет особого смысла. Антигистаминное сделайте, ингаляцию. Укол антибиотика, дальнейший курс ей назначат, со своим врачом я в ближайшее время свяжусь, он в отъезде. И оперативней, пожалуйста.
Последнее слово Эндрис произнес так недвусмысленно, что врачиха угасла, понуро выписывая назначения, и только бросила на Соню взгляд полный откровеннейшей неприязни. Надо же…
Возвращались они по накатанной колее, Соня откровенно дремала, мысли запутывались, куда-то не туда уползая. Время от времени открывая глаза, она любовалась мужским профилем. Шикарный нос у него. Такие на монетах надо чеканить, все точно оценят. С этой мыслью она и уснула.
Только и смогла, что пробормотать домашний адрес в полусне, как будто Эндрис был таксистом или ее персональным водителем.
6. Без елки и бенгальских огней
Дома было непривычно пусто и гулко. А ведь они уезжали всего на две недели!
Соня когда-то любила эту квартиру: светлую, большую, с широкой лоджией, с окнами, выходящими на восток. Здесь она все когда-то делала сама, ну, выбирала: и светлый, серо-голубой ламинат, и кофейного цвета обои в спальню, и бирюзовые подушки на кухонный диван, и саму кухню хромово-каменную, холодную и монументальную.
Огромная кровать из натурального дерева, цвета слоновой кости, комод и встроенный шкаф к ней в комплект. Круглый светлый ковер на полу, его обожала Леся и искренне ненавидел Борис, у которого была аллергия на пыль. Ковер Соня демонстративно достала из шкафа в тот день, когда Борис после развода съехал в гостиницу (наверное).
Теперь вся эта некогда любимая и привычная обстановка, все эти невыносимо изящные статуэтки, тщательно выверенные цветочные композиции и тяжелые портьеры казались Соне пустыми и ненужными. Хотелось одним махом смести все в мусорные мешки и вынести на помойку, как и ушедшие ее нежные чувства к бывшему мужу. Сменить шторы. Кухонный гарнитур выкрасить в снежно-белый. Оштукатуренные стены обклеить обоями в цветочек. И люстру хрустальную в холле (назвать коридором пространство в двенадцать квадратов не поворачивался язык), которую выбирал Борис, тоже выкинуть, заменив лаконичным черным светильником.
Прежней Соне мучительно и безнадежно хотелось принести в этот дом если не уют и тепло, то хотя бы иллюзию. А теперь руки чесались все вымести, навести свой порядок и существовать.
Не до этого сейчас, конечно. Да и денег у нее на ремонт нет совсем. Соня ведь так и не работала ни разу в жизни. После института она сразу же забеременела, потом Борис сказал, что он зарабатывает достаточно, чтобы его жена могла заниматься домом и ребенком. А уж когда выяснилось, что Лесенька чрезвычайно умна для своих лет, про детский сад не шло уже и речи.
Они, впрочем, даже попытались, когда дочери было полтора года – социализация, коллектив, да и просто трехразовое полезное питание. Но в первый же день, глядя прямо в глаза воспитательнице, малютка Олесия серьезно заявила, что “старая собака Ольга Матвеевна” целый день сидела в телефоне, а еще у нее была в шкафчике красивая бутылочка. Воспитательница обиделась на “старую собаку”, вызванная заведующая нашла “бутылочку”, Борис долго смеялся, а потом сказал, что такой детский сад им не нужен.