Командор навсегда
Шрифт:
Переждав вражескую колонну, мы добрались до поселка рыбаков. Двигались медленно, так как с нами было больше полусотни гражданских, которых файцы определили в «археологи». Это были крепкие мужчины, способные копать шахты и таскать породу. Мы взяли этих людей с собой, так как бросить их не могли: они опять попадут в плен, а значит, в рабство.
Объединившись с первым отрядом в поселке рыбаков, я понял, что нас слишком много для скрытного перемещения вдоль берега – двадцать два бойца и сто восемнадцать гражданских. Путь для возвращения в форт остался один – по воде. К нашему счастью, среди освобожденных подданных Лармии оказалось немало умельцев, способных управлять и парусными баркасами, и рыбацкими лодками. Все-таки близость к великой реке, а Эллина, несомненно, была одной из крупнейших в этой части континента, сказалась на навыках прибрежных жителей.
Ахмат полное отсутствие обитателей Северной провинции среди освобожденных объяснил просто: «Они с того берега, не знают этой местности, следовательно, и бежать им некуда». В принципе, логично. Наверняка, к раскопкам на том берегу будут привлечены жители Северной гавани и Рыбной пристани, чтобы и им некуда было бежать.
Вечером мы вышли на двух баркасах и пятнадцати лодках на реку, когда до темноты оставалось три с половиной часа. Мы планировали достигнуть песчаного мыса на полпути к устью и там сделать остановку до следующего вечера. Так мы решили с Ахматом и Магсом, неформальным лидером наших «мореходов». Днем передвигаться скрытно было невозможно, а ночью слишком опасно – наши морячки ничего не видели в темноте. Мы, сухопутные, им объяснить, что видим по курсу, не могли: для нас это обычные берега и обычная вода. А у рыбаков слов, означающих разную воду, было более двадцати, и мы, понятное дело, запутались в их терминах.
Ну и самый главный момент – мои кавалеристы не хотели расставаться с боевыми конями. Они уже успели побывать пешим отрядом со всеми его трудностями и теперь не хотели оказаться им снова. Пришлось разместить двадцать две лошади в два баркаса, а самим погрузиться в лодки.
Как мы запихивали лошадей в баркасы, надо было видеть! Грёбушки-воробушки, даже мне пришлось помогать бойцам. В итоге весь отряд через три часа погрузки уже сносно мог материться по-русски.
Сначала мне одна из лошадок наступила на ногу на узком пирсе, а ботфорты-то я снял, так что это было очень больно. Сначала я оставался в рамках приличий, но кобыла, увидев, что процесс погрузки остановился, наступила еще раз, уже специально. Тут уж я ей высказал ВСЁ, но она только смотрела на берег печальными глазами и ржала, кивая головой. Ну потом мне наступила на ногу еще одна лошадь, видимо, решив, что я могу не только остановить погрузку, но и вообще её отменить.
Наши боевые спутники совершенно не хотели залезать в воняющие рыбой, тиной и гнилыми веревками рыбацкие суда. Первые еще нормально шли, но потом, увидев, что места мало, а лошадей много, начали возмущаться. Лошадь ведь не только умное, но еще и капризное животное. Суровые рирцы на их возражения не реагировали, а я вот привлек их внимание «мелодичными оборотами», и каждое это вредное существо посчитало за святую обязанность оттоптать мне ноги. Они прямо сами подходили ко мне и наступали своими железными подковами то на правую, то на левую ногу. Уйти с пирса я не мог, так как он был слишком узкий, чтобы разминуться с лошадью, идущей рядом со своим хозяином. Поэтому спрыгнул в воду, благо, что глубина была полтора метра, и добрел до берега, что тоже было непросто в тяжелых латах с двумя арбалетами.
После многократно оттоптанных ног я ходил с трудом, даже несмотря на то, что Иван меня чуть подлечил. Рирцы похихикивали, Ахмат же сказал, что обычно лошади так себя не ведут, а эти, «файские», видимо, невоспитанные. И только Мотир серьезно произнес: «Лошади поняли, что ты главный и так протестовали против такого твоего решения. Ты на них не обижайся, они завтра уже забудут».
Не забыли! Когда следующим вечером мы опять их грузили в баркасы уже без удобного пирса, а по наклоненным к бортам доскам, они начали суетливо искать меня. Но я же не дурак, и так ноги ноют, спрятался на берегу до окончания погрузки.
Весь тот день прошел впустую, на песчаном мысе и в небольшой гавани не было ничего интересного. Даже мелкой рыбешки мы тут с Соней выловить не смогли. Наши «мореходы» сказали, что тут мертвая вода без всякой живности, а если и заходит какая-то рыба, то зачастую потом всплывает кверху брюхом. В общем, купаться тут совершенно не хотелось.
Чтобы убить время, я решил изучить карту штолен, намеченных файцами, и пытался понять закономерность выбора мест. Единственный вывод, который можно было сделать уверенно: её составители совсем не ориентировались на удобство и преимущества местности. Можно же было начать копать недалеко от дороги, чтобы подвозить провизию и перемещать породу, но нет, они предпочли отдалить шахту в полдня пути от транспортных магистралей. Или, например, есть низины, где течет Ледянка, но они вынесли одну из штолен вообще в предгорья, на возвышенность, хотя там придётся копать глубже. То есть в местоположении этих шахт может быть особый смысл – докопаться до конкретных подземных сооружений антов. А это означало, что у них есть подробная карта Грейлава. И мне она тоже нужна. Но где они её взяли?.. Может быть, у аватаров антов? Поэтому мне срочно необходимо установить контакт со станцией «Дефенсио».
Наконец я смог детально обсудить идею нового оружия, которая крутилась у меня в голове после того, как я увидел у рирцев гранаты. Главным недостатком гранат была небольшая дистанция применения и относительно слабая мощь из-за требований к весу – тяжелую далеко не закинешь. И я подумал, что неплохо было бы собрать ракетную систему залпового огня.
– Ахмат, ты про мины, которые мы использовали на перевале, знаешь? – спросил я при удобном случае.
– Да, – он кивнул, – мне рассказал Майоран, а ему – Порта. Это простое и эффективное решение, если сделать дистанционный запал.
– Рад, что ты понимаешь плюсы фугасных зарядов, – я начал рисовать ему схему ракеты. – Но только нам нужно сделать механизм для заброски мин на позиции вражеских войск. И в этом нам поможет труба, набитая топливом, похожим по составу на заряд ваших гранат.
– Интересно, – Ахмат рассматривал мою схему. – То есть это просто труба с перегородкой? В передней части пороховая смесь Порты с картечью, а в задней – наша взрывчатка?
– Ну да, тут главное – правильно сделать сопло, – я кивнул и объяснил: – Труба лежит на направляющих полозьях, мы зажигаем два запала: у мины на пятнадцать секунд, а на обратном конце топливный – на три секунды. Команда артиллеристов прячется, ракета стартует, газы вырываются из сопла трубы, и под этой реактивной силой наша бомба летит вперед на сто-двести метров, падает на вражеские позиции и там уже взрывается.
– Интересно, – повторил Ахмат. – А как мы так точно попадем?
– А никак!
– В смысле? – удивился он моему ответу.
– Мы сделаем установку, в которой будут в направляющих желобах лежать восемь или даже десять таких ракет. Хоть одна из них да попадет, а остальные просто шуму наделают.
– Дак это же дорого! – искренне возмутился Ахмат. – Ты уверен, что наша смесь пропитки бумаги подойдет для этой «реактивной» тяги?
– Денег у нас как грязи, а людей мало. Каждого бойца нужно беречь! Это пусть и дорогой, но действенный способ нанести ущерб врагу без ближнего боя. Пушки слишком тяжелые, картечь разлетается недалеко, от ядер урон минимален, но вот мина, разорвавшаяся в боевом построении врага, не только убьет многих, но еще и напугает оставшихся в живых. Только представь!
Ахмат задумался, и его лицо расплылось в улыбке:
– И никаких лишних потерь в атаке?
– Да! – я кивнул. – Но только теперь нужно будет таскать с собой несколько повозок с ракетами и стартовой установкой. А насчет вашей пропитки я не знаю… Хватит ли выделенного газа для полета? Нужно пробовать разное топливо. Что, кстати, у вас в гранатах?
– Бумага, пропитанная солью, которой крестьяне удобряют землю, – сержант опять улыбнулся. – Но можно добавить туда пороховых смесей… Ирса в этом лучше меня разбирается, он и производство гранат знает в тонкостях.