Командор навсегда
Шрифт:
– А я и не говорил, что это города антов! – воскликнул Ромул. – Это города людей! Которые жили намного раньше антов!
– Да ну, не может быть! – я махнул рукой, но внезапно над нашей стоянкой воцарилась тишина: резко замолчали все, даже те, кто не слушал байки Ромула, а обсуждал какую-то даму с собачкой в Приморском форте.
– А ты не знаешь? – осторожно спросил меня Ахмат. – Не знаешь?
– А что я не знаю?! – резко установившаяся тишина сбила меня с толку.
– Наверное, мы, рирцы, – последние, кто помнит старые времена, – задумчиво проговорил сержант, – если точно пересказывать воспоминания предков, то всё промышленное оборудование
– Это как? – я заинтересовался. – Люди и анты жили вместе?
– Нет, у нас нет такой истории, – Ахмат начал чертить что-то на земле. – Анты просто хранили память о людях и зачем-то воссоздали различные устройства, которыми могли пользоваться люди. Но живых людей у них не было, они просто любовались машинами.
– А зачем любоваться машинами людей? – я всматривался в каракули Ахмата, пытаясь понять, что бы это значило.
– Ну мы же любуемся пуговицами и разными предметами антов! – встрял в наш разговор Ромул. – Нам любопытно, что они придумали. Говорят даже, что некоторые машины антов работают до сих пор! У благородных они есть, у императора их масса.
– Ты думаешь, что Командор нашел музей, хранилище ненужных вещей? – я адресовал свой вопрос Ахмату.
– Да, а так как это был антийский порт летающих машин, то и человеческие машины нашлись летающие! – с неким торжеством в голосе проговорил он. – Вот!
Он закончил рисунок, указал на него и ждал моей реакции. Я узнал машину, которую он нарисовал. Знание пришло сразу и как-то само собой. Я, черт возьми, не помню, что такое АК-308, но помню, что это.
– Вертолет! – сказал я по-русски, и тишина леса взорвалась возгласами изумленных рирцев.На нашей стоянке сразу стало шумно, они обращались ко мне все разом с самими различными вопросами. Некоторые меня особенно удивили: «Где Светлов?», «Ты умеешь летать?», «Где найти летающие машины и гремящее оружие?».
А я стоял среди них, в этом гомонящем рое вопрошающих людей и думал о том, сколько же еще загадок есть у этого мира. Наконец, задав мне свои вопросы, гвардейцы успокоились, Ахмат выразительными взглядами заставил замолчать самых настырных. Ну разве мог я ответить, что не знаю, когда в их голосах было столько надежды и веры, что я смогу вернуть им прежнюю счастливую жизнь – жизнь их предков, легенды о которой они теперь с грустью передают из уст в уста?!
– Все тут, прямо под нами, – я указал себе под ноги. – Мы отстоим эту землю, а потом найдем все, что она скрывает.
– Антийская звезда, на суше, на море, в воздухе и на святых небесах, и в преисподней… – рирцы заговорили разом и хором, как слаженный коллектив.
Я кивнул – вот и хорошо, прониклись задачами на ближайшее будущее…
А под утро грянул гром и начался ливень, который в течение нескольких рассветных часов залил все окрестности. Несмотря на то, что вышли сразу после завтрака, двигались мы медленнее, чем планировали.
Кстати, на завтрак была, как можно догадаться, каша. Сониному возмущению не было предела. Спас ситуацию Яр, притащивший двух мелких грызунов – нечто среднее между сусликом и полевой мышью. Соня рвала их с удовольствием, а наевшись, потребовала взять объедки с собой – на обед. Но я отказался: не хватало нам еще какую-нибудь инфекцию подцепить! Я откуда-то хорошо помнил, что до изобретения антибиотиков и продвинутой полевой медицины основные потери армий были не боевые, а из-за различных болезней – от дизентерии до холеры. На навык сопротивления ядам я не надеялся: одно дело яды, а другое – микробы и бактерии. Тащить с собой гниющие в летнюю жару трупы грызунов было очень плохой идеей.
– Британцы и французы, которые высадились для штурма крепости Бомарсунд во время Крымской войны, потеряли около тысячи бойцов от холеры и всего сотню от стрельбы нашего гарнизона, – назидательно рассказывал я сове, которая задремала у меня на плече. – Не сердись, может быть, Яр тебе еще мышей свежих принесет… Тухлых не то что хомячить, даже носить с собой опасно – мы заразиться можем…
– А зачем британцы мышей хомячили? – спросил услышавший мой монолог Ахмат.
– Да кто их знает, что они ели, – хохотнул я, – но болезни были более смертоносными, чем бои. Наполеон вышел в поход против нас с пятисоттысячной армией, а до Москвы дошли около ста, остальные умерли по дороге…
– Вот поэтому мы кашу и едим в походе, – серьезно кивнул сержант, – и воду кипятим, чтобы до боя сохранить войска здоровыми. Лекари только раны лечат быстро, а вот тяжелые болезни – месяцами, да и не всегда успешно. А на войне важны скорость и боевой дух.
– УУУФ, – заявила Сова, усомнившись, что у человека, наевшегося постной каши, будет сильный боевой дух.
– Да при желудочных болях вообще воевать невозможно!
Весь день и вечер мы шли по раскисшей земле в полном боевом обмундировании, это было трудно. Дождь не прекращался ни на минуту, правда, это был уже и не ливень, как утром. К Северной гавани мы вышли в темноте, но решили не останавливаться и войти в поселок для разведки.
Картина с опустевшими домами повторилась, нигде не было видно жителей. И только в военном городке заметили пять больших палаток – значит, гарнизон состоял не более чем из ста бойцов. Мы решили идти на штурм ночью, так же, как и в прошлый раз, напасть, используя наше преимущество в ночном зрении.
– Там мирные жители! – доложил нам разведчик, который скрытно осмотрел стоянку врага. – Три или четыре палатки заполнены пленными, видел только мужчин. У баррикад вокруг лагеря два дозора по три человека. В одной их палаток точно размещены файские солдаты.
– Сколько, думаешь, их всего и что это за подразделение? – деловито спросил Ахмат.
– Максимум – двадцать шесть человек: палатка двадцатиместная и шестеро на постах, – разведчик задумался, – скорее всего, это пехотная часть, лошадей, пригодных для кавалерии, я не видел, только десяток тягловых. Могу предположить, что часть тыловая, видел одного бойца без правой руки, таких в штурмовики не берут.
– Мирных там сколько?
– Наверное, не больше сотни, – задумался боец, – файцы рабов в армейскую палатку по тридцать размещают, у них же снаряжения нет, места меньше надо.
– А что в пятой палатке? – я уже продумывал предстоящую атаку.
– Ну или какие-то бесшумные рабы, – разведчик почесал затылок в раздумье, – или груз, который нельзя хранить под дождем.
– Порох! – хором сказали мы с Ахматом.
– Командор, – сержант посмотрел мне в глаза, – твои методы боя тут не подходят! Нам нужна не психованная резня всех со всеми, а осторожная атака и быстрый бой. Хочется сохранить жизни пленных. Позволишь пойти нам самим?
Он выжидательно смотрел на меня, и я видел, что он действительно хочет спасти людей и надеется на выучку рирских гвардейцев больше, чем на мои фокусы.