Командующий фронтом
Шрифт:
Так и остался жить Полтинин у Амоса Ермиловича. Через неделю он сменил его и стал тюремщиком. Аксинье он не покорился.
«Господи, — шептал он про себя на дежурстве. — Не по мне эта жизнь. Бежать отсюда куда глаза глядят».
Ивашин вызвал в нем жалость. «За что его мучают? — думал он. — Разве он душегуб?»
Ночью он пошел домой. Амос и Аксинья спали. Никандр бесшумно взял шинель тюремщика, вернулся и зашел к Ивашину в камеру.
— Скоро конец, папаша? — спросил измученный Ивашин.
— Надевай шинельку и иди за мной…
Ивашин накинул на себя шинель и побрел за Полтининым. Тот проводил его мимо часового на дорогу, где стояла тюремная лошадь, впряженная в сани.
Полтинин спас Ивашина и остался с ним в шевченковском отряде.
…Машков выслушал Ивана и сказал:
— Сиди и дожидайся командира, а если голоден — пойди на кухню.
После удачного захвата американского склада с продовольствием Гаврила Шевченко гулял третий день. Приехавшего к нему с утра представителя революционного штаба партизанских отрядов он принял только вечером и весело спросил:
— Знова бумажку привиз, бисова душа?
Представитель молча подал пакет.
— Бачишь, як Шевченке-то — в пакете… Больше уважать стали, знают, что без Шевченки белых не побьют. Выпей чарку, представитель!
— Не пью!
— Не пьешь? Брешешь, сукин сын! Ты в штабе скажи, что Шевченка скоро будет во Владивостоке и нехай вони со своими бумажками…
— Гаврила Иванович, — перебил начальник штаба Мелехин, намеренно желая остановить его буйную речь, — бумажки вещь тоже необходимая.
— Я не против, — засмеялся Шевченко, — но тильки партизану нужен добрый конь, гвинтовка, шашка та фляга. А все остальное ерунда. Слухай, представитель, где есть еще такой отряд, як мой?
— Такой, как твой, товарищ Шевченко, единственный на все Приморье.
— Ты шуткуешь чи правду говоришь? Шевченка шутки любит, но не всякие.
— Зачем же шутить, — с достоинством ответил представитель штаба. — Какой же это партизанский отряд, когда каждый в нем строит из себя атамана?
— Врешь! — крикнул зло Шевченко и ударил по столу с такой силой, что стаканы зазвенели. — Мои хлопцы просто храбрые и любят вольность.
— И потому не любят дисциплину. Все ходят по селу пьяные, народу тошно на них смотреть. Кончится тем, что местные партизаны сбегут из Цимухинского отряда.
— Не Цимухинского, а шевченковского. Это имеешь раз! — и загнул один палец на левой руке. — Никто от отряда не бежит и бегать не хочет. Это два! А дисциплина у меня по норме, в общем, как полагается. Имеешь три!
— А Ивашин почему ушел?
— Это какой Ивашин? — удивился Шевченко. — Который из Спасска утик? Так этот отовсюду бежит. Жаль, что белые его не разменяли.
— Из Цимухинского отряда Ивашин не бежал, а ушел. Но ушел не бродить, а записался в лучший отряд и уже отличился в боях.
— Нехай попадется мне в руки — я ему все ребра переломаю.
— Ты, товарищ Шевченко, никого не пугай. Мой тебе совет: возьмись за ум, иначе пожалеешь.
После ухода представителя штаба Шевченко долго сидел и молча смотрел в одну точку.
— Гаврила Иванович, что ты журишься? — успокоительно спросил Мелехин.
— Слухай, Мелехин, — Шевченко посмотрел на него мутными и тяжелыми глазами, — если не наведешь за три дня порядок в отряде, побей мене бог, что я с тебе зроблю сичку.
— Гаврила Иванович, сам знаешь, что сволочи много понабралось, а сволочь не слушается, и других мутит.
— Шо это за сволочь?
— Ванников — раз! Дружников — два! Твердохлебов — три! Пермяков — четыре!..
— Годи буде, — прервал Шевченко. — Вызови их сюда!
Только через полчаса Мелехин вернулся, ведя с собой Дружникова, остальных он не разыскал. Дружников был крепко пьян, но не настолько, чтобы затеять драку или стрельбу. Войдя в дом, он без приглашения сел за стол и весело спросил:
— Угощаешь?
В другое время Шевченко не придал бы этой развязности значения, но теперь, после колких упреков представителя центрального штаба, его всего передернуло, и он гневно приказал:
— Встать, когда с тобой говорит сам командир отряда!
Дружников опешил, но быстро пришел в себя и, продолжая сидеть, бесцеремонно сказал:
— Вожжа, что ли, под хвост попала?
— Ты как с командиром разговариваешь, сукин сын? — вскипел Шевченко.
Гаврила Иванович поднялся из-за стола, глаза его налились кровью, по лицу пробежали судороги. Сжав пальцы в кулак, он с такой силой ударил Дружникова в скулу, что тот выплюнул с кровью зуб и тут же схватился за кобуру, но Мелехин, следивший за Дружниковым, свалил его на пол и прижал грудь коленом.
История с Дружниковым быстро облетела отряд. Одни требовали навести порядок, другие угрожали Шевченко и Мелехину, требуя сдать командование другому командиру, которого они выберут.
Ивашин остался в отряде Безуглова и вскоре заслужил всеобщую любовь.
Машков вызвал его к себе и спросил:
— Окреп, Ваня?
Ивашин сделал несколько движений руками и улыбнулся.
— На слабость не жалуюсь, товарищ начальник штаба.
— Так вот тебе задание: получай сорок тысяч, проберись в Сучан и купи у купцов товаров для отряда. А в помощь возьми Акима Косницкого и Никандра Полтинина, который тебя спас. Подходят они?
— Чего ж не подходят.
— Ну так иди с ними. Ни пуха ни пера!
Переодевшись в крестьянскую одежду, Ивашин, Косницкий и Полтинин прошли на Базарную площадь вблизи шахты № 2, незаметно юркнули в лавку и, закрыв дверь с улицы на запор, сказали хозяину:
— Не бойся, голубчик, партизаны тебе плохого не сделают. Твой товар, наши деньги. Ты продаешь, мы покупаем. Платим сразу, и сполна, но с доставкой товара на место. Сами повезли бы, да вокруг американцы. Так вот грузи и езжай до села Ново-Веселого, а там тебя встретят. По рукам?