Комедианты
Шрифт:
– Детка, ты уже положила две ложки, – раздался голос мистера Смита.
– Нет, что ты! И не думала.
– А ты сперва попробуй, сама увидишь.
Ее молчание подтвердило, что он оказался прав.
– Я часто задаю себе вопрос, – сказал мистер Смит, – куда девался тот бедняк, который спал в бассейне в ту ночь, когда мы приехали. Помнишь, детка?
– Конечно, помню. И очень жалею, что не спустилась к нему, – ответила миссис Смит. – На следующий день я спросила о нем Жозефа, но, по-моему, он мне наврал.
– Наврал, детка? Ну что
Я поднялся по ступенькам, и они поздоровались со мной.
– Вы еще не спите? – задал я глупый вопрос.
– Мистер Смит запустил свою переписку, и нам пришлось покорпеть.
Я не знал, как поскорее спровадить их до приезда Марты.
– Зря вы так поздно засиживаетесь, – сказал я. – Ведь завтра утром министр повезет вас в Дювальевиль. Выедем рано.
– Ничего, – сказал мистер Смит. – Жена не поедет. Я не хочу, чтобы она тряслась по таким дорогам на солнцепеке.
– Раз ты можешь ехать, могу и я.
– Мне поневоле приходится ехать, детка. А тебе незачем. Ты сможешь подогнать свои занятия французским по самоучителю.
– Но и вам нужно выспаться, – вставил я.
– Я вообще мало сплю, мистер Браун. Помнишь, детка, вторую ночь в Нашвилле?..
Я заметил, что Нашвилл то и дело всплывает в их воспоминаниях – может быть, потому, что это была их самая славная битва.
– Знаете, кого я видел сегодня в городе? – спросил мистер Смит.
– Кого?
– Мистера Джонса. Он выходил из дворца с каким-то толстяком в военной форме. Часовой отдал им честь. Я, правда, не думаю, что он отдавал честь мистеру Джонсу.
– Ему видно, повезло, – заметил я. – Из тюрьмы прямо во дворец! Это даже лучше, чем из хижины – в Белый дом.
– Я всегда считал, что мистер Джонс – человек незаурядный. Очень рад, что он пошел в гору.
– Только бы не на чужом горбу…
Даже от такого легкого неодобрения по адресу ближнего лицо мистера Смита сразу окаменело. Он нервно помешивал свой истрол, у меня появилось сильное искушение рассказать ему о телеграмме, полученной капитаном «Медеи». Может быть, страстная вера в непорочность мира – все-таки признак слабости?
От искушения меня спас шум подъезжающей машины, и через минуту по ступеням поднялась Марта.
– Смотрите, это же очаровательная миссис Пинеда! – с облегчением воскликнул мистер Смит.
Он вскочил и принялся ее усаживать. Марта посмотрела на меня с отчаянием.
– Уже поздно, – сказала она. – Я только на минутку, привезла вам записку от мужа…
Она достала из сумочки конверт и сунула мне.
– Выпейте немножко виски, – сказал я.
– Нет, нет. Мне действительно нужно домой.
Миссис Смит заметила – по-моему, чуточку сухо, но, может быть, мне это только почудилось:
– Не торопитесь из-за нас, миссис Пинеда. Мы с мистером Смитом идем спать. Пошли, голубчик.
– Мне все равно пора домой. Понимаете, у моего сына свинка… – И чего вдруг она пустилась в объяснения?
– Свинка? – переспросила миссис Смит. – Да, это неприятно, миссис Пинеда. В таком случае вы, конечно, торопитесь поскорее домой.
– Я провожу вас до машины, – сказал я и увел Марту.
Мы проехали до конца аллеи и остановились.
– Что случилось? – спросила Марта.
– Зря ты дала мне письмо, адресованное тебе, да еще моим почерком.
– Я растерялась. Но у меня в сумке не было другого. Разве она могла заметить?
– Она все замечает. Не то что ее муж.
– Прости. Что же теперь делать?
– Подождем, пока они лягут.
– А потом крадучись поднимемся наверх и увидим, как дверь отворяется и миссис Смит…
– Они на другом этаже.
– Тогда мы наверняка встретим ее на площадке. Не могу.
– Еще одна встреча испорчена.
– Милый, в тот вечер, когда ты вернулся, у бассейна… Я так хотела…
– Они все еще живут в номере-люкс «Джон Барримор» над самым бассейном.
– Мы можем спрятаться под деревьями. Свет повсюду потушен. Сейчас темно. Даже миссис Смит в темноте ничего не увидит.
Непонятно почему, но мне вдруг расхотелось.
– Москиты… – начал я, пытаясь оправдать свою неохоту.
– Черт с ними, с москитами.
В прошлый раз мы поссорились потому, что заупрямилась она. Теперь наступил мой черед. Я подумал с досадой: ее дом нельзя осквернять, а чем мой хуже? Но потом я подумал: что можно здесь осквернить? Труп в бассейне?
Мы вышли из машины и направились к бассейну, стараясь как можно меньше шуметь. В номере-люкс «Барримор» еще горел свет, и тень одного из Смитов промелькнула на москитной сетке, которой было затянуто окно. Мы легли в неглубокий овражек под пальмами, словно трупы в братскую могилу, и я вспомнил еще одну смерть – Марселя, повесившегося на люстре. Ни я, ни она не умерли бы от любви. Мы погоревали бы, разошлись и нашли бы другую любовь. Наша стихия – комедия, а не трагедия. Среди деревьев носились светлячки и бросали дрожащий свет на мир, в котором мы были чужими. Мы – белые – были здесь слишком далеко от родного дома. Я лежал так же неподвижно, как Monsieur le Ministre [66] .
66
господин министр (фр.)
– В чем дело, родной? Ты на меня за что-нибудь сердишься?
– Нет.
– Ты меня не хочешь, – покорно сказала она.
– Не здесь. Не сейчас.
– В прошлый раз я тебя рассердила. Но я хотела это загладить.
– Я так и не рассказал тебе, что произошло в ту ночь. Почему я отослал тебя с Жозефом.
– Я думала, ты не хотел, чтобы меня видели Смиты.
– Доктор Филипо лежал мертвый в бассейне, вон там, совсем рядом. Где сейчас лунный блик…
– Его убили?
– Он перерезал себе горло. Чтобы не попасть в руки тонтон-макутам.