Комедианты
Шрифт:
– Я, кажется, слишком резко напустился на него за эту фразу «все были удовлетворены». Она вывела меня из себя, но ведь английский – не родной для него язык. Может, он не имел в виду…
– Он имел в виду именно то, что вы думаете, хоть и не хотел высказываться так откровенно.
– Должен признаться, что это строительство не произвело на меня благоприятного впечатления, но, знаете, даже Бразилиа… а у них там сколько хотите специалистов… ведь к чему-то стремиться – уже похвально, даже если терпишь неудачу.
– Боюсь, что они здесь еще не созрели для вегетарианства.
– Мне тоже это приходило в голову, но, может быть…
– Наверно, им сперва надо вволю наесться мяса.
Он взглянул на меня с укором.
– Мы обсудим все это с миссис Смит.
Потом он оставил меня одного, вернее, так я думал, пока, зайдя к себе в кабинет, не застал там британского поверенного в делах. Жозеф успел поднести ему своего знаменитого ромового пунша.
– Какой красивый цвет, – сказал поверенный, подняв на свет бокал.
– Тут гренадин.
– Я еду в отпуск, – сказал он, – на будущей неделе. Пришел попрощаться.
– Небось будете счастливы, что выбрались отсюда.
– Почему, здесь интересно, – сказал он, – очень интересно. Бывают места и похуже.
– Разве что Конго. Но там люди умирают быстрее.
– А я все же рад, – продолжал поверенный, – что не оставляю в тюрьме соотечественника. Заступничество мистера Смита увенчалось успехом.
– Не знаю, помог ли тут мистер Смит. У меня создалось впечатление, что Джонс выбрался бы сам, так или иначе.
– Хотел бы я знать, в чем его сила. Не стану от вас скрывать, что я наводил справки…
– Он, как и мистер Смит, привез рекомендательное письмо, и я подозреваю, что оно, как и у мистера Смита, было адресовано не тому, кому надо. Вот почему, мне кажется, его и арестовали, когда обнаружили у него в порту письмо. Я думаю, что письмо было к одному из армейских офицеров.
– Он явился ко мне позавчера вечером, – сказал поверенный. – Я его не ждал. Было очень поздно. Я уже собирался спать.
– Я не виделся с ним с того вечера, когда его освободили. По-моему, его друг, капитан Конкассер, считает, что я не заслуживаю доверия. Ведь я присутствовал при том, как Конкассер сорвал похороны Филипо.
– Джонс дал мне понять, что работает над каким-то правительственным проектом.
– Где он живет?
– Его поселили на Вилле Креоль. Вы знаете, что правительство ее конфисковало? Когда уехали американцы, там поселили польскую миссию. Пока что других постояльцев у них не было. А поляки тоже вскоре сбежали. Джонсу дали машину и шофера. Шофер, конечно, одновременно может быть и его тюремщиком. Это тонтон-макут. Вам известно, что это за проект, над которым работает Джонс?
– Понятия не имею. Ему надо быть поосторожнее. Барону Субботе пальца в рот не клади, всю руку откусит.
– Я сказал ему примерно то же самое. Но, по-моему, он и сам это понимает, он далеко не дурак.
– Вы знали, что он был в Леопольдвиле?
– Это выяснилось случайно. Он был там во времена Лумумбы. Я навел справки в Лондоне. Судя по всему, ему помог выбраться из Леопольдвиля наш консул. Это еще ничего не значит, многим помогали выбираться из Конго. Консул дал ему билет до Лондона, но он сошел в Брюсселе. Это, конечно, тоже еще не преступление… Мне кажется, он пришел ко мне проверить, предоставляет ли британское посольство право убежища. На случай осложнений. Пришлось сказать, что нет. Юридически у нас нет такого права.
– У него уже неприятности?
– Нет. Но он присматривается, выясняет что к чему. Вроде Робинзона Крузо, тот тоже взбирался на самое высокое дерево, чтобы оглядеть окрестности. Но мне не очень-то понравился его Пятница.
– Вы это о ком?
– О его шофере. Такой же толстяк, как Грасиа, и полон рот золотых зубов. По-моему, он их коллекционирует. Наверно, у него есть для этого возможности. Хорошо было бы, чтобы ваш друг Мажио вырвал свой большой золотой клык и спрятал подальше в сейф. Золотые зубы всегда вызывают жадность.
Он допил свой ром.
В этот полдень у меня отбоя не было от посетителей. Едва я успел надеть купальные трусы и нырнуть в бассейн, как пришел еще один гость. Чтобы искупаться, мне пришлось побороть отвращение, однако оно снова меня охватило, когда я увидел молодого Филипо, который стоял у края бассейна, как раз над тем местом, где истек кровью его дядя, и смотрел на меня. Я плыл под водой и не слышал, как он подошел. Когда его голос донесся ко мне под воду, я вздрогнул.
– Мсье Браун!
– Ах, это вы, Филипо, я не знал, что вы тут.
– Я последовал вашему совету, мсье Браун. Сходил к Джонсу.
Я совершенно забыл тот разговор.
– Зачем?
– Неужели не помните… насчет пулемета?
Как видно, зря я отнесся к нему несерьезно. Я решил, что пулемет – это просто новый поэтический символ, вроде пилонов в стихах поэтов моей молодости: в конце концов, никто из тех поэтов ведь не стал архитектором.
– Он живет на Вилле Креоль с капитаном Конкассером. Вчера вечером я дождался, когда Конкассер ушел, но шофер Джонса оставался, сидел внизу на ступеньке. Тот самый, с золотыми зубами. Который изувечил Жозефа.
– Это его рук дело? Откуда вы знаете?
– Мы ведем летопись. В ней уже много имен. К стыду моему, в этом списке значился и мой дядя. Из-за водоразборной колонки на улице Дезэ.
– Не думаю, чтобы он один был в этом виноват.
– Я тоже. Теперь я их убедил внести его имя в другой список. В список жертв.
– Надеюсь, вы храните ваши списки в надежном месте.
– Во всяком случае, по ту сторону границы есть копии.
– Как вы все же добрались до Джонса?
– Влез в кухню через окно, а потом поднялся по черной лестнице. Постучался к нему в дверь. Сказал, будто у меня записка от Конкассера. Он лежал в кровати.