Комедианты
Шрифт:
– А вы можете взять все четыре дома.
– Куда же тогда денутся ваши туристы? – спросил я.
– Мы построим другие дома вон там, – ответил он, махнув рукой в сторону иссохшей, невзрачной равнины.
– Глуховатое место, – мягко заметил мистер Смит.
– Мы поселим здесь пять тысяч человек. Для начала.
– Где они будут работать?
– Мы перебазируем сюда промышленность. Наше правительство стоит за децентрализацию промышленности.
– А где же будет собор?
– Вон там, за бульдозером.
Из-за угла большой арены выползло, раскачиваясь, еще одно
– Значит, здесь уже есть и нищие, – сказал я.
– Это не нищий, – объяснил министр, – это скульптор.
Он что-то сказал тонтон-макуту, тот пошел и принес статуэтку; это была фигурка полуголой девушки, ничем не отличавшаяся от десятков таких же фигурок в сирийских лавках, где они дожидались легковерных туристов, которые больше не приезжали.
– Позвольте преподнести вам подарок, – сказал министр, вручая статуэтку мистеру Смиту; тот смутился. – Образец гаитянского искусства.
– Я должен с ним расплатиться, – сказал мистер Смит.
– В этом нет никакой необходимости. О нем заботится правительство.
Министр повернул назад к машине, поддерживая мистера Смита под локоть, чтобы тот не оступился на разрытой площадке. Нищий раскачивался взад и вперед, издавая звуки, полные горечи и отчаяния. Слов нельзя было разобрать; кажется, у него была повреждена верхняя челюсть.
– Что он говорит? – спросил мистер Смит.
Министр сделал вид, что не слышит.
– Со временем, – сказал он, – мы здесь воздвигнем настоящий дворец искусств, где художники смогут жить, созерцая природу и черпая в ней вдохновение. Гаитянское искусство славится во всем мире. Многие американцы коллекционируют наши картины, кое-какие из них даже выставлены в Музее современного искусства в Нью-Йорке.
Мистер Смит сказал:
– Что бы вы ни говорили, я заплачу этому человеку.
Он стряхнул с себя руку министра социального благоденствия, побежал обратно к калеке, вытащил пачку долларовых бумажек и протянул ему. Калека смотрел на него со страхом и недоверием. Наш шофер двинулся было, чтобы вмешаться, но я преградил ему дорогу. Мистер Смит нагнулся к калеке и всунул деньги ему в руку. Нищий с огромным трудом закачался назад к арене. Может, у него там была какая-нибудь дыра, где он мог спрятать деньги…
Лицо шофера исказилось от бешенства – будто его ограбили. По-моему, он собирался вытащить револьвер (пальцы у него так и дернулись к поясу) и прикончить хотя бы одного художника, но мистер Смит возвращался, заслоняя ему мишень.
– Ну, вот, теперь он не прогадал, – с удовлетворением улыбнулся мистер Смит.
Мировой судья
– Куда бы вы хотели поехать еще?
– Домой, – лаконично ответил мистер Смит.
– Я могу показать вам участок, который мы наметили для колледжа.
– На сегодня достаточно, – сказал мистер Смит. – Если вы не возражаете, я хотел бы поехать домой.
Я оглянулся. Мировой судья огромными прыжками мчался через спортивную площадку, а калека, отчаянно раскачиваясь, уходил от него к петушиной арене; он напомнил мне краба, удирающего в свою нору. Ему оставалось всего каких-нибудь двадцать шагов, но дело его было гиблое. Когда минуту спустя я оглянулся, Дювальевиль скрылся в облаке пыли, поднятом нашей машиной. Я ничего не сказал мистеру Смиту, он благодушно улыбался, совершив доброе дело; по-моему, он уже предвкушал, как расскажет эту историю миссис Смит – историю, которой она вместе с ним порадуется.
Когда проехали несколько миль, министр заметил:
– Туристский участок, конечно, находится и в ведении министра общественных работ; придется также посоветоваться с министром по делам туризма, но он мой личный друг. Если бы вы договорились со мной, я позаботился бы, чтобы и остальные были удовлетворены.
– В каком смысле «удовлетворены»? – спросил мистер Смит.
Не так уж он был прост: хотя его веру и не поколебали нищие на почтамте, город Дювальевиль, по-моему, раскрыл ему глаза.
– Вы же вряд ли пожелаете участвовать в бесконечных совещаниях, – продолжал министр, доставая коробку сигар из-за спинки сиденья. – А я изложу вашу точку зрения моим коллегам. Возьмите, профессор, парочку сигар.
– Благодарю вас, я не курю.
Водитель курил. Увидев эту сцену в зеркальце, он перегнулся назад и перехватил две сигары. Одну он закурил, другую сунул в карман рубашки.
– Мою точку зрения? – сказал мистер Смит. – Что ж, если угодно, я ее изложу. Я не думаю, что ваш Дювальевиль станет подлинным центром прогресса. Он слишком далеко расположен.
– Вы бы предпочли участок в столице?
– Я начинаю подумывать о пересмотре всего проекта вообще, – сказал мистер Смит так решительно, что даже министр смущенно замолчал.
И все-таки мистер Смит медлил с отъездом. Может быть, когда он обсудил все события этих дней с миссис Смит, помощь, которую он оказал калеке, возродила в нем надежду – надежду, что он еще в состоянии помочь страждущему человечеству. Может быть, миссис Смит укрепила в нем веру и поборола его сомнения (она была более стойким бойцом, чем он). Мы провели больше часа в мрачном молчании, но, когда мы подъезжали к «Трианону», мистер Смит уже явно начал смягчать свои суровые оценки. Его угнетала мысль, что вдруг он был несправедлив. Он холодно, но вежливо попрощался с министром социального благоденствия, поблагодарив его «за очень интересную экскурсию», но, уже стоя на ступеньках веранды, покаялся: