Комедианты
Шрифт:
– Ну, это я предвидел. Я бы сам поехал в Майами вместе с их человеком.
– Они бы вас не выпустили.
– Выпустили бы, если бы я оставил здесь компаньона. Я не знал, что времени в обрез, думал, у меня есть еще неделя, иначе я попытался бы уговорить вас раньше.
Я так и застыл, просунув ногу в штанину, и спросил его с изумлением:
– И вы мне говорите прямо в лицо, что хотели сделать меня козлом отпущения?
– Ну, ну, старик, не сгущайте краски. Будьте покойны, я бы вовремя дал вам знак укрыться в британском посольстве. Если бы до этого дошло. Но до этого бы не дошло. Их человек
– Какая же доля предназначалась ему? Я понимаю – это представляет сейчас чисто академический интерес.
– Все было учтено. То, что я вам обещал, вы получили бы нетто, а не брутто. Все было бы ваше.
– Если бы я выпутался.
– В конце концов, всегда как-то выпутываешься, старик. – По мере того, как он обсыхал, к нему возвращалась самоуверенность. – У меня и раньше бывали промашки. В Стэнливиле я был так же близок к grand coup [90] и к финишу.
90
решающий выигрыш – карточный термин (фр.)
– Если вы хотели надуть их на оружии, – сказал я, – вы допустили грубую ошибку. Их уже раз надули…
– То есть как это надули?
– В прошлом году один человек уже устроил им партию оружия на полмиллиона долларов с оплатой в Майами. Но американские власти были вовремя извещены и оружие задержали. Доллары, конечно, остались в кармане у посредника. Никто до сих пор не знает, сколько там было на самом деле оружия. Второй раз они на ту же удочку не клюнут. Перед поездкой сюда вам следовало получше все разузнать.
– У меня был несколько другой замысел. В сущности, там не было никакого оружия. Да и откуда у меня может быть такой капитал?
– От кого вы получили рекомендательное письмо?
– От пишущей машинки. Как и большинство рекомендаций. Но вы правы, надо было получше все разнюхать. Я адресовал рекомендательное письмо не тому, кому надо. Впрочем, тут я сумел заговорить им зубы.
– Ну, я готов. – Я посмотрел, как он нервно покручивает в углу шнур от лампы. Карие глаза, неаккуратно подстриженные офицерские усики, серый, нездоровый цвет лица. – Не знаю, чего ради я иду для вас на такой риск. Опять хотите сделать меня козлом отпущения.
Я вывел машину на дорогу, не включая фар, и мы медленно двинулись к городу. Джонс сидел пригнувшись и для бодрости насвистывал. По-моему, это была популярная в 1940 году песенка «В среду после войны». Перед самой заставой я включил фары, понадеявшись, что милиционер заснул, но он не спал.
– Вы сегодня ночью здесь проходили? – спросил я у Джонса.
– Нет. Сделал крюк через чьи-то сады.
– Все равно теперь уж нам его не объехать.
Но милиционер засыпал на ходу и не стал нас задерживать: он проковылял через дорогу и поднял шлагбаум. Большой палец у него на ноге был перевязан грязным бинтом, и сквозь дыру в серых фланелевых штанах просвечивала задница. Он даже не стал искать у нас оружия. Мы миновали поворот к Марте, британское посольство и поехали дальше. У посольства я притормозил, там было тихо; тонтон-макуты, без сомнения, поставили бы у ворот часовых, если б знали о бегстве Джонса.
– А что, если попросить у них убежища? Тут вы будете в безопасности.
– Не хочется, старик. Я доставил им в свое время немало хлопот, вряд ли они встретят меня с распростертыми объятиями.
– Папа-Док устроит вам встречу похуже. Тут ваше спасение.
– У меня есть свои причины, старик… – Он запнулся, и я решил, что наконец-то он мне выложит все начистоту, но он сказал только: – Я забыл свой погребец. Оставил у вас в кабинете. На столе.
– Неужели это такая потеря?
– Люблю эту штуку, старик. Он был со мной повсюду. Это мой талисман.
– Я привезу его вам завтра, если вы им так дорожите. Значит, вы хотите попытать счастья на «Медее»?
– Если там не выйдет, мы всегда сможем сюда вернуться. – Он начал насвистывать другой мотив – кажется, это была «Соловьиная трель», – но тут же сбился. – Подумайте! Чего только мы вместе не пережили, а я его забыл…
– Неужели это единственное пари, которое вы выиграли?
– Пари? Почему пари?
– Вы же мне сказали, что выиграли погребец на парк.
– Разве? – Он погрузился в раздумье. – Старик, вы идете ради меня на большой риск, и я скажу вам все начистоту. Я немножко приврал. Я его спер.
– А как насчет Бирмы… вы тоже врали?
– Ну, в Бирме-то я был. На самом деле. Честное слово.
– Вы сперли погребец прямо у Аспри?
– Не так примитивно.
– Хитрый ход, как всегда?
– В то время я работал в одной конторе. Воспользовался фирменным чеком, но подписал его своим именем. Я не собирался садиться в тюрьму за подделку подписи. А так получилось, что я вроде как взял эту сумму взаймы. Знаете, как только увидел я этот погребец, он так мне напомнил генеральский, что я влюбился в него с первого взгляда.
– Значит, он не был с вами в Бирме?
– Ну, это я прибавил для красоты. Но зато он был со мной в Конго.
Оставив машину у статуи Колумба – полиция, наверно, уже привыкла к тому, что она там стоит по ночам, хоть и не пустая, – я отправился вперед на разведку. Все оказалось проще, чем я ожидал. У сходен – они все еще были спущены для загулявших у матушки Катрин матросов – полицейского почему-то не оказалось: может, он делал обход, а может, зашел за угол по нужде. На вахте стоял матрос, но, увидев, что это белые, дал нам пройти.
Мы поднялись на верхнюю палубу, и Джонс опять повеселел – после своего признания он молчал как рыба. Проходя мимо салона, он сказал:
– Помните концерт? Вот был вечерок, а? Бэкстера и его свисток помните? «Святой Павел выстоит, Лондон выстоит». Такого днем с огнем не найдешь, правда, старик?
– Теперь уже не найдешь. Он умер.
– Не повезло. Но это вроде даже придает ему солидность, а? – сказал он с некоторой завистью.
Мы поднялись по трапу к капитанской каюте. Я помнил, как капитан отнесся к Джонсу, получив запрос из Филадельфии, и предстоящая беседа мне не слишком улыбалась. До сих пор все шло гладко, но я не очень надеялся, что нам повезет и дальше. Я постучал в дверь, и почти сразу же раздался хриплый властный голос капитана, он приглашал нас войти.