Комедианты
Шрифт:
– Ну, какие же я – сливки общества?
– Не обижайтесь. Для меня эти слова имеют особый смысл. Я делю весь мир на две части: на сливки общества и на его подонки. Сливки могут обойтись без подонков, а вот подонкам без сливок не прожить. Я – подонок.
– А что именно вы подразумеваете под этим словом? Наверно, и в него вы вкладываете свой особый смысл?
– У сливок общества – постоянный заработок или верный доход. Они на что-то сделали ставку, ну, как вы, например, на вашу гостиницу. А мы, подонки, добываем на жизнь где придется – в кабаках, в барах. Держим ушки на макушке и глазами не хлопаем.
– Значит, изворачиваетесь по мере сил, чтобы прожить?
– Частенько от этого и помираем.
– А что, сливкам общества изворотливости не хватает?
– Зачем им изворотливость? У них есть здравый смысл, ум, характер. А вот мы, подонки, иногда живем без оглядки, себе на горе.
– А остальные пассажиры, как, по-вашему, они подонки или сливки общества?
– Не могу определить мистера Фернандеса. Он может быть и тем, и другим. Да и аптекарь еще себя ничем не проявил. Ну, а вот мистер Смит – это уж настоящие сливки общества, первый сорт!
– У вас такой тон, будто эти самые сливки вам очень по вкусу.
– Нам всем хочется быть сливками общества, но бывают же такие минуты – признайтесь, старина! – когда вы завидуете подонкам? Временами, когда не хочется подводить баланс и заглядывать далеко вперед.
– Да, такие минуты бывают.
– И тогда вы думаете: почему мы должны за все отвечать, а они живут в свое удовольствие?
– Надеюсь, вы получите хоть какое-то удовольствие там, куда вы едете. Вот где полным-полно подонков – начиная с президента и до самых низов.
– Тем для меня опаснее. Подонок подонка чует издалека. Пожалуй, придется разыгрывать сливки общества, чтобы сбить их с толку. Надо приглядеться к мистеру Смиту.
– А разве вам мало приходилось разыгрывать из себя сливки общества?
– Не так уж часто, слава тебе господи. Для меня это самая трудная роль. Вечно смеюсь невпопад. Неужели это я, Джонс, – и рассуждаю в такой компании? Иногда даже пугаюсь. Теряю почву под ногами. В чужом городе страшно потеряться. А вот когда теряешься сам… Выпейте еще пива.
– Теперь я плачу.
– Я не уверен, что правильно вас определил. Когда я вас увидел там… с капитаном: заглянул в окно, проходя мимо… вид у вас был какой-то оробелый… Скажите, а вы часом не подонок, который разыгрывает из себя сливки общества?
– Разве знаешь себя? – Вошел стюард и стал расставлять пепельницы. – Еще два пива, – заказал я.
– Вы не возражаете, если я на этот раз возьму джин? От пива меня пучит.
– Два джина.
– В карты играете? – спросил он, и я подумал, что час искупления настал. Я осторожно осведомился:
– В покер?
Он что-то уж чересчур разоткровенничался. Почему он со мной так открыто говорил о подонках и о сливках общества? Наверно, догадывается о том, что сказал капитан, и прощупывает меня, пользуясь своей откровенностью как лакмусовой бумажкой. Может быть, он решил, что мои симпатии в данном случае не будут на стороне сливок общества. А возможно, и моя фамилия – Браун – показалась ему такой же липовой, как его собственная.
– Я не играю в покер, – осадил он меня, и его карие глазки весело заблестели: «Вот я тебя и поймал!» – Я не умею блефовать: в своей компании мне трудно хитрить. Единственное, во что я люблю играть, – это рамс. – Он произнес название игры, словно это была детская забава – свидетельство его невинности. – Вы играете в рамс?
– Раз или два играл.
– Я не настаиваю. Но нам бы это скоротало часы до обеда.
– Почему же не сыграть?
– Стюард, дайте карты. – Он бегло улыбнулся мне, словно хотел сказать: «Видите, я не ношу с собой крапленую колоду».
В общем, это и правда была по-своему невинная игра. Жульничать тут было не просто. Он спросил:
– Почем играем? Десять центов сотня?
У Джонса, как он мне потом рассказывал, в игре была своя система. Сперва надо заметить, как неопытный противник держит карты, которые собирается сбросить, и сообразить, можно ли выиграть кон. По тому, как противник раскладывает карты и сколько времени обдумывает ход, Джонс угадывал, хорошие у него карты, плохие или средние, и, если, по его соображениям, карты были хорошие, он предлагал пересдать, будучи заранее уверен в отказе. Это давало противнику ощущение превосходства и безопасности, отчего он начинал зарываться или затягивал игру в надежде сорвать банк. Даже то, как его противник брал карту и сбрасывал, говорило ему очень многое.
– Психология сильнее арифметики, – как-то сказал мне Джонс, и он действительно почти всегда меня обыгрывал. Мне надо было иметь на руках готовую комбинацию, чтобы выиграть кон.
Прозвонил гонг к обеду, Джонс выиграл у меня долларов шесть. Он, собственно, и не стремился к большему, чтобы партнер не отказался играть с ним снова. Шестьдесят долларов в неделю – доход скромный, но зато, по его словам, надежный, и он окупал курево и выпивку, Конечно, иногда он срывал куш и побольше – бывало, его противник презирал детскую игру по маленькой и требовал ставки в 50 центов за очко. Как-то раз в Порт-о-Пренсе я стал свидетелем такой игры. Если бы Джонс проиграл, сомневаюсь, мог ли бы он заплатить свой долг, однако и в двадцатом веке удача иногда улыбается смелым. Его противник два кона подряд объявлял capot [7] , и Джонс встал из-за стола, разбогатев на две тысячи долларов. Но даже и тут он проявил умеренность. Он предложил партнеру отыграться и потерял на этом пятьсот долларов с небольшим.
7
без взятки (фр.)
– Нельзя забывать вот что, – как-то поведал он мне. – Женщины, как правило, не будут играть с вами в покер. Их мужья этого не любят – в этой игре есть что-то распутное и опасное. Ну, а в рамс по десять центов за сотню – тут можно обойтись карманными деньгами! И поэтому число возможных партнеров значительно увеличивается.
Даже миссис Смит, которая, я уверен, отнеслась бы неодобрительно к покеру, иногда заходила поглядеть на наши карточные бои.
В тот день за обедом – не помню, как об этом зашла речь, – мы заговорили о войне. Кажется, разговор затеял фармацевт; он сообщил, что был бойцом гражданской обороны, и не мог удержаться, чтобы не рассказать обычных историй о бомбежках, таких же тягучих и нудных, как чужие сны. На лице мистера Смита застыло выражение вежливого внимания, миссис Смит вертела вилку, а фармацевт все говорил и говорил о бомбежке общежития еврейских девушек на Стор-стрит (»Мы так были заняты в ту ночь, что никто даже и не заметил, как его не стало»), пока Джонс безжалостно его не прервал:
– Да, я сам однажды потерял целый взвод.
– Как это произошло? – обрадованно спросил я, подзадоривая Джонса.
– Не знаю. Никто не вернулся, некому было рассказать.
Бедный фармацевт только рот открыл. Он едва дошел до половины рассказа, а уже потерял всех своих слушателей; бедняга напоминал морского льва, обронившего свою добычу. Мистер Фернандес взял еще кусок копченой селедки. Он один не проявлял ни малейшего интереса к рассказу Джонса. Даже мистер Смит заинтересовался и попросил: