Комедианты
Шрифт:
– А еще?
– Бог его знает. Разве этого мало, чтобы скоротать свой век? Мне уже под шестьдесят.
– Ваша мать была верующей.
– Не очень.
– У меня еще сохранилась вера, хотя бы в непреложность кое-каких экономических законов, а вот вы утратили всякую веру.
– Утратил? Может, у меня ее никогда и не было. Да ведь всякая вера – ограниченность, не правда ли?
Некоторое время мы сидели молча за опустевшими бокалами. Потом доктор Мажио сказал:
– У меня вести от Филипо. Он в горах за Ле-Ке, но думает пробраться на север. С ним двенадцать человек, включая Жозефа. Надеюсь, что хоть остальные не калеки. Двух хромых на отряд вполне достаточно. Он хочет соединиться с партизанами у доминиканской границы, говорят, их там человек тридцать.
– Ну и армия! Сорок два человека.
– У Кастро было двенадцать.
– Но вы же не станете утверждать, что Филипо – второй Кастро.
– Он думает создать учебную базу возле границы. Папа-Док согнал крестьян с земли на десять километров в глубь страны, так что если там и нет надежды получить пополнение, зато тайну соблюсти можно… Ему нужен Джонс.
– Зачем ему Джонс?
– Он очень верит в Джонса.
– Лучше бы он достал пулемет.
– Вначале военная подготовка важнее, чем оружие. Оружие всегда можно взять у мертвых, но сперва надо научиться убивать.
– Откуда вы это знаете, доктор?
– Иногда они вынуждены довериться одному из нас.
– Одному из вас?
– Коммунисту.
– Просто чудо, что вы еще живы.
– Если в стране не будет коммунистов – а большинство из нас числится в черных списках ЦРУ, – Папа-Док перестанет быть оплотом свободного мира. А может, есть и другие причины. Я хороший врач. В один прекрасный день… и он может заболеть…
– Эх, если бы ваш стетоскоп мог убивать.
– Да, я думал об этом. Но, видно, он меня переживет.
– Во французской медицине модны всевозможные свечи и piqures [96] .
– Сперва их испробовали бы на ком-нибудь другом. И вы в самом деле думаете, что Джонс… Да он годится только на то, чтобы смешить женщин.
– У него есть опыт войны в Бирме. Японцы воевали лучше тонтон-макутов.
– О да, он хвастает своими подвигами. Я слышал, в посольстве ему просто смотрят в рот. Что ж, он их развлекает в обмен на гостеприимство.
– Вряд ли он хочет просидеть всю жизнь в посольстве.
96
инъекции (фр.)
– Но и умереть на его пороге ему тоже не хочется.
– Всегда можно бежать.
– На риск он не пойдет.
– Рисковал же он – и немалым, – когда пытался надуть Папу-Дока. Не следует его недооценивать только потому, что он хвастун… Кстати, хвастуна легко перехитрить. Можно поймать его на слове.
– Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, доктор Мажио. Я не меньше, чем Филипо, мечтаю, чтобы он убрался из посольства.
– Но ведь вы сами его туда привели.
– Я себе не представлял…
– Чего?
– Ну, это уже другой разговор… Я бы все отдал…
Кто-то шел по аллее. Подошвы скрипели по мокрым листьям и скорлупе кокосовых орехов. Мы замолчали, застыв в ожидании. В Порт-о-Пренсе никто не гуляет по ночам. Носит ли доктор Мажио с собой револьвер? На него это непохоже. Кто-то остановился под деревьями у поворота аллеи. Послышался голос:
– Мистер Браун!
– Да?
– Вы мне не посветите?
– Кто там?
– Пьер Малыш.
Вдруг я почувствовал, что доктор Мажио исчез. Удивительно, до чего бесшумно умел двигаться этот могучий человек.
– Сейчас посвечу, – крикнул я. – Тут никого нет.
Ощупью я снова направился в бар. Я знал, где найти фонарик. Когда я его зажег, я увидел, что дверь на кухню открыта. Я взял лампу и вернулся на веранду. Пьер Малыш поднялся по ступенькам мне навстречу. Я уже несколько недель не видел его плутоватой мордочки. Куртка у него промокла насквозь, и он повесил ее на спинку стула. Я налил бокал рома и стал ждать объяснений – он редко появлялся после захода солнца.
– У меня сломалась машина, – сказал он, – я переждал, пока не утих дождь. Сегодня что-то долго не включают свет.
Я спросил по привычке – в Порт-о-Пренсе это было постоянной темой светской беседы:
– Вас обыскали на заставе?
– В такой ливень не обыскивают, – сказал он. – В дождь нет никаких застав. Нельзя требовать от милиционера, чтобы он работал во время грозы.
– Давно я вас не видел, Пьер Малыш.
– Я был очень занят.
– Неужели так много новостей для светской хроники?
В темноте послышалось хихиканье.
– Что-нибудь всегда найдется. Мистер Браун, сегодня большой день в моей жизни.
– Неужели вы женились?
– Нет, нет, нет. Гадайте дальше.
– Получили наследство?
– Наследство в Порт-о-Пренсе? Что вы! Мистер Браун, я приобрел радиолу.
– Поздравляю. Она работает?
– Не знаю, я еще не купил пластинок. Заказал Хамиту пластинки. Жюльетт Греко, Франсуазу Арди, Джонни Холлидея…
– Я слышал, мы потеряли Хамита.
– Как? Что случилось?
– Он исчез.
– Первый раз в жизни, – сказал Пьер Малыш, – вы меня обскакали. Кто вам сообщил эту новость?
– Я не выдаю своих источников.
– Он слишком часто посещал иностранные посольства, Это было неблагоразумно.
Вдруг зажглось электричество, и впервые я застиг Пьера Малыша врасплох – в мрачном унынье, в тревоге, но на свету он сразу собой овладел и сказал с обычной веселостью:
– Значит, придется подождать с пластинками.
– У меня в кабинете есть пластинки, я могу их вам пока дать. Я держал их для приезжих.
– Вечером я был в аэропорту, – сказал Пьер Малыш.
– Кто-нибудь прилетел?