Комедия убийств. Книга 1
Шрифт:
Александр и Ирина, как по команде, зажмурились. Когда они открыли глаза, ворон куда-то подевался; яранга, как скоро убедились любовники, оказалась совершенно пустой. Вместе с тем им не долго пришлось оставаться в одиночестве.
Воткнув в наст остол [50] , Памья слез с нарт и поспешил в ярангу.
— Здоровеньки булы, — изрек он, чем заставил Ирину и Климова снова зажмуриться, но когда они осмелились приоткрыть веки, Павел никуда не исчез, а, напротив, приблизился и озабоченно проговорил: — Собираться нада, ымэм
50
Шест, с помощью которого останавливают нарты (чук.).
Тут тангитаны уразумели, наконец, что Ринэна… утла по-английски. Она каким-то образом заранее знала, что к тому времени, когда каюр вернется за ее гостями, распогодится и самолеты вновь поднимутся в воздух, что будет означать либо продолжение, либо немедленное свертывание гастролей.
— Ехать нада, ехать пара, — поторапливал Памья, хотя гости и сами давным-давно уже поняли это.
Собрались они быстро и через несколько минут были уже далеко. Трижды оборачивалась Ирина, когда же она сделала это в последний раз, яранга исчезла из виду.
XLI
Разговор с пасынком Лёни мало чего дал сыщику. Жил Лёня весьма небогато: видика нет, телевизор и мебель старые, множество книг, хотя, как показалось майору, все вообще чужое.
«Снимают», — подумал он с уверенностью, каковое умозаключение немедленно и подтвердил мальчик, оказавшийся не очень словоохотливым, зато довольно любопытным; Валентин пытался узнать побольше у Славика, а тот, в свою очередь, у Богданова. Оба преуспели немного.
Закончилась их беседа и вовсе странно.
— Ты Тот? — огорошил майора мальчик.
— Че-го? — вытаращил глаза Валентин.
Славик же покачал головой и с сожалением вздохнул:
— Нет, ты не Тот…
Узнать, чем вызван подобный вопрос, оказалось невозможным, так как мальчик совершенно утратил интерес к гостю, которому пришлось ретироваться, удовольствовавшись номером телефона Лёни.-
Домой Валентин вернулся довольно рано, около шести. Не успел он переодеться и соорудить на ужин яичницу, как раздался звонок Процента, который предписывал «немедленно все бросить и прикатывать в театр». Богданов наскоро расправился с едой, направился к двери, возле которой его поймал очередной Ромкин звонок. Майор где-то в глубине души понадеялся, что поход отменяется, но не тут-то было.
— Не спеши, я к тебе Мишаню отправил, — сообщил Козлов. — Он уже на полдороге, у тебя занято было. Кому звонячил-то?
— Никому, — пожал плечами Валентин. — Ты что, забыл, что у тебя телефон на блокираторе?
Роман действительно забыл об этом — к хорошему очень скоро привыкаешь.
Компания собралась на сто процентов мужская. Помимо самого хозяина присутствовали еще двое: господин Шарп с переводчиком Костей, вечным студентом института им. Мориса Тореза, который нашел себе недурную синекуру, ошиваясь возле старого маразматика, как он величал работодателя, совершенно не стесняясь присутствия последнего.
— Все равно ни хрена не понимает, — говорил Костя. —
В таких случаях Костя иногда, если, конечно, был еще в состоянии строить фразы, добавлял, обращаясь непосредственно к Шарпу: «Кретин ты у нас, дед?» На что старичок очень доброжелательно улыбался и кивал.
Богданов к подобным зрелищам не привык, и хотя Шарп вел себя не по-джентльменски, разговаривая с ним из гроба вчера вечером, все же не следовало какому-то сопляку обижать не способного к изучению иностранных языков старика, пусть даже последний и не понимал, что его обижают. Уловив настроение товарища, Козлов, не склонный к сантиментам, ласково улыбнувшись, попросил Костика:
— Хватит водку лакать, пидор гнойный, а то опять свалишься, кто переводить будет? Зинку с Ленкой я отпустил.
Переводчик поперхнулся и, надувшись, замолчал, впрочем, ненадолго. Минут через десять он вновь принял участие в разговоре совсем не в той роли, которая ему отводилась, а через час Костик, несмотря на то что Процент наливал ему по половинке, каким-то образом сумел-таки нализаться и «выпасть в осадок». Пришлось беседовать втроем, при этом Богданов оказался вынужден по мере сил переводить Шарпу фрагменты их с Козловым разговора, что, как ни странно, не мешало майору общаться с приятелем. К тому же Шарп оказался весьма милым человеком.
Напились все и, как обычно случается в чисто мужской компании, изрядно, при этом каждый (за исключением мирно посапывавшего переводчика) думал, что именно он тут самый трезвый. Говорили много, размахивали руками.
— Слушай, старик, спросил Богданов напрямик, — а твой шеф и правда с президентом на короткой ноге?
— Врет, — поморщился Процент. — Есть, конечно, свои люди в команде, без этого никак, а чтобы лично… Ну, может, встречался, но чтобы дружбу водить… хм… это пре-у-ве-ли-че-ни-е.
Богданов, несколько успокоенный таким ответом, решил поделиться добытыми сведениями с Уилфредом Шарпом.
— Мз-э-э, — многообещающе начал майор и продолжал не менее решительно: — Э-э-э… Мистер Шар-кун-офф, босс… зе босс ов мистер Каз-лофф из э френд ов президент Йелтсин.
В ответ на что американец разразился длинной фразой, в которой несколько раз упоминался все тот же президент и, конечно же, Шаркунов, из чего приятели сделали вывод — гостю очень нравятся оба. Богданов в очередной раз убедился, что употребление алкоголя способствует у него повышению восприимчивости к английской речи. Он понимал все, что говорил американец, ну или почти все.
— Никакой он ни хрена не Шаркунов, — мотнул лысой головой Козлов. — Думаешь, он Борис Николаевич, да?.. Э! Он, братишечка, Барух Шаевич… Клянусь, не вру. Что вытаращился-то? Ха-ха-ха! И фамилия у него знаешь какая?.. — Богданов, конечно, не знал, но уже начинал догадываться, а Роман, решив больше не томить друга, с гордостью заключил: — Кац.
— Почему Кац стал Шаркуновым? — глуповато улыбнувшись, поинтересовался майор.
Процент оказался доволен произведенным эффектом и с удовольствием объяснил: