Комиссия
Шрифт:
Так Евсеев служил нынче свою лесную службу. Дома - мужик как мужик, хозяин неплохой и в семье обходительный, но коснется дело службы - он, сделавшись куда как важным, загова-ривается, да еще и сердится, почему не слушают его объяснений, когда он такой начальник - старший всей лесной охраны?!
Теперь всё это, все непутевые и бессмысленные разговоры Леонтия Евсеева Дерябин передавал долго и в подробностях.
Фуражку он положил на стол и как будто читал по ней, шинельку оставил на плечах, распах-нув пошире, и по-деловому рассказывал про гуляевскую лужайку, и про магнит, и про азимут, как обо всем этом толковал
Устинов и Калашников слушали его молча, смотрели в пол, Половинкин туда же, но изредка отрывался, бросая взгляд то на Дерябина, то на Устинова, Игнашка, сидя как раз против Дерябина, глядел ему в рот и громко выражал свое возмущение:
– Надо же! Дак как же энто так? Ведь энто подумать, до чего дошло! До чего дошел гражданин Евсеев!
Когда же Дерябин кончил весь пересказ, Игнатий хлопнул себя по коленкам, подскочил на табуретке и горячо подтвердил:
– Вот-вот-вот: правильно ты говоришь, товарищ Дерябин. Вовсе правильно!
– Чего правильно-то?
– Ну, как же: тут, покудова тебя не было, я тоже был против разных всяких слов. Вредных и непонятных! Которые и слушать-то невозможно!
– Почему же - невозможно?
– удивился Дерябин.
– Уши вянут!
– Против народу направленные, что ли, те слова? Против Лесной Комиссии? Почто их всё ж таки слушать, невозможно?
– И против народу, и даже, разобраться, против Комиссии!
– Как же это?
– вовсе строго спросил Дерябин.
– Да просто: вот хотя бы и Калашникова с Устиновым взять, да и Половинкин тоже - один нагородит слов непонятных, вовсе бестолковых, а другой ровно дурачок и повторяет их, и повторяет с сурьезным видом. Ровно по писаному читает их. Для тумана на мозги обыкновенно-го народа.
– Какого народа?
– Да хотя бы вот, товарищ Дерябин, и для меня самого!
– Тебя самого...
– вздохнул Дерябин, постучал пальцами по столу, снова надернул фураж-ку на голову, откашлялся: - Я почто, товарищи члены Комиссии, столь подробно останавливал-ся на Леонтии Евсееве, на вс`м, что от его мне в силу необходимости пришлось выслушать? Вот почто: его надо снимать. Освобождать от начальствования в лесной охране. Немедленно.
– Немедленно!
– подхватил, почти крикнул Игнашка.
– А когда так, то я и докладываю Комиссии: я ужо снял его. А чтобы не было лишнего начальства, чиновничанья и всякой волокиты, я еще и так сделал, я ту должность начальника охраны вообще вычеркнул из Комиссии. Не всем ясно? А дело, я думаю, будет с нонешнего дня поставлено так: лесная охрана прямо, без начальника, будет подчиняться Комиссии. А в Комис-сии она будет, я думаю, подчиняться мне. Посколько я давно и повседневно ею занимаюсь, то фактически ничего и не меняется. Как было, так и останется. Ну, я вижу, возражениев ни у кого по данному и текущему вопросу нету? Дерябин оглянулся по сторонам.
– Ты что-то жела-ешь заметить, товарищ Устинов? Либо мне показалось?
– И Дерябин поаккуратнее поправил фуражку на голове.
– О чем ты?
– Вот о чем... Я долгое время отсутствовал, и вот не совсем ужо стало ясно мне, кто тут председатель в Комиссии? Ты, Дерябин, либо всё еще товарищ Калашников Петро?
Калашников покраснел, заерзал на стуле. Половинкин гулко вздохнул. Игнашка почему-то засмеялся. Дерябин кивнул:
– Правильный вопрос, Устинов! Ошибка, что мы не ввели тебя в курс. А курс у нас, внутри Комиссии, такой: Калашников, само собою, как был, так и остается председателем. Даже более того - он как бы уже и президент, то есть представляет Комиссию перед обществом на сходе, в переговорах с другими-прочими селениями и лицами и вообще - он главный наш пред-ста-ви-тель. Ну, а я как главное, но уже рабочее лицо. Все бумаги-жалобы, заявления и прочее поступа-ют ко мне, я их подробно прочитываю, решаю, как и что, после докладываю для окончательного утверждения в Комиссии. Ну и, как было мною сказано, под прямым руководством с сего числа у меня находится лесная охрана. Делов у меня более всех, и в то время как другие члены могут даже и не бывать какое-то время в Комиссии, я нахожусь в ей не только ежеденно, но хотя бы и ночи не сплю. Я нахожусь при делах круглосуточно. Так, товарищ Калашников?
– Даже удивительно, когда товарищ Дерябин спит?!
– горячо подтвердил тот.
– Днем он в лесу, либо с охраной, либо по гражданским делам у кого во дворе, а ночью читает и загодя пишет протоколы, чтобы после мы их рассматривали и утверждали. Без сна живет человек. Ей-богу!
– Так...
– еще кивнул Дерябин.
– Что касается товарища Игнатова, так он в Комиссии имеет назначение по особым поручениям - сходить, узнать и разузнать. Товарищ Половинкин - он, наоборот, член Комиссии без особых поручений, и, наконец, ты, товарищ Устинов. Об тебе мы тут советовались и решили так: ты у нас будешь как главный спец. По лесному делу, а также, исходя из твоей речи перед порубщиками, ты будешь вести некоторые переговоры.
– Какие? Какие переговоры?
– Вот я вижу, перед тобою папка лежит с бумагами. Ты с ими знакомился?
– Знакомился.
– Протокол номер семнадцатый читал?
– Читал: о новых и разных обязанностях Комиссии.
– Вот именно! А двадцать первый?
– Не встретился будто бы мне...
– Прочитай. А тогда объяснять тебе вовсе ничего не надо будет.
– И Дерябин быстро распахнул папку на том месте, где нужно было, а Устинов стал читать:
– "Протокол № 21:
"Слушали: о противодействиях Лесной Комиссии.
Всем дальнейшим успехам ЛЛК в повседневной работе в настоящее время сильно противо-действует поведение и даже агитация некоторых граждан, а именно:
1. Сухих Григ. Дормид., каковой объявляет: "Тащи и руби у кого и сколько к этому имеется способностей. Ничего другого, как это, в жизни нету и быть не может".
2. Янковский Дмитрий Пантелейм. (Он же - Кудеяр.) Всем и каждому объявляет об конце света, из чего следует, что лес беречь и делать хотя какой-то общественный порядок среди граждан вовсе нету никакого смысла.
3. Смирновский Родион Гаврил. Будучи грамотным, уважаемым жителями и в офицерском звании, всячески и полностью пренебрегает Лесной Комиссией, чем и показывает личный пример для очень многих граждан.
4. Саморуков Иван Иван. Десятилетия назывался как лучший человек Лебяжки. До сих пор сохранил свое влияние среди граждан.
Постановили: Окончательно выяснить каждого из поименованных граждан. После чего - либо принять против них меры, либо привлечь для помощи Комиссии.
Исполнение поручить члену Комиссии тов. Устинову Николаю Леонт. по возвращении его с пашни".