Комната страха
Шрифт:
Несколько встревоженная необъяснимой печалью, которая поселилась в ее душе, с тех пор как она прочла дневник и осознала, что расследование, как и лето, подошло к концу, Ева встала из-за стола, захлопнув папку. Подойдя к окну, она рассеянно понаблюдала за улочкой, заполненной людьми. Они сновали от лавки к лавке, разглядывая и фотографируя смешные вывески с длинными сапогами, румяными рогаликами и королевскими коронами.
Так и прошла в бесцельных метаниях по комнате часть ночи. «Что-то еще меня гложет, – догадалась Ева, – но что? Может быть, все от того,
На следующее утро, точный как часы, в холле отеля ее ожидал Бертран, облаченный в нечто похожее на фрак. С особенно воинственно распушенными усами и блеском в совсем молодых глазах, галантный кавалер, предварительно забросав комплиментами, повел ее на бал. Мероприятие скорее походило на маскарад, благодаря огромному количеству пастушек в соломенных шляпках и кринолинах, паре десятков трубочистов и героям итальянских и французских народных комедий.
Музыка (в разных концах луга играли духовые оркестры) была самой развеселой, и, даже не зная движений, люди чаще всего попадали в такт – очень уж всем было радостно, а радость и веселье выражается одинаково даже у представителей разных народов. Пройдясь в туре то ли вальса, то ли польки, Еве, наконец, удалось уговорить Бертрана уделить внимание и столь ожидаемому конкурсу кондитеров.
Уважаемое жюри, уже отведав блюда претендентов на почетное звание лучшего кондитера, удалилось для совещания. Все соискатели стояли у столиков, на которых были водружены шедевры, приготовленные ими в доказательство своего мастерства. К удивлению Евы, Жан стоял у своего столика с видом отчаянно скучавшего, но абсолютно спокойного человека. И это тот, кто вчера впал в истерику от простого предположения, что его произведение не снискало достаточной доли внимания обычного постояльца?
Наконец загремел туш и члены жюри, выйдя из павильона, один за другим поднялись на деревянную трибуну с микрофонами. Шум и гам прекратились. Лишь эхо духовых оркестров нескромно вторгалось в торжественный момент.
Помедлив еще минуту для приличия, один из членов жюри подошел к микрофону и, заглянув в свои записи, будто успел уже подзабыть результаты голосования, наконец, произнес имя победителя. Грохот аплодисментов и гомон разом заговоривших людей взорвал напряженную тишину. Все кинулись поздравлять победителя, и несколько дюжих парней внесли его на подиум на руках. Глава комиссии со всей возможной помпой, соответствующей торжественности момента, вручил переходящий кубок в виде кулинарного рожка.
Жан, со слезами на глазах, прижимая кубок, с которым так ненадолго расставался, поблагодарил почтенную публику, уважаемое жюри и, разумеется, родной отель, в ресторане которого имеет честь изготавливать свои шедевры (отведать их он приглашает всех гостей нашего славного города).
Текст этой благодарственной речи оставался неизменен уже больше десяти лет, с тех самых пор, как Жан впервые получил звание лучшего кулинара провинции (а значит, и
Ева, от души порадовавшаяся за Жана, отбила себе все ладони, аплодируя и улюлюкая всеобщему фавориту городка, жительницей которого себя считала совершенно искренне. Бертран, Поль со своей очередной девушкой, не сводившей огромных влажно-поблескивающих глаз со своего кавалера, портье в тирольской шляпе с пером и тисовым луком за плечами, Мари в соломенной шляпке, украшенной полевыми цветами, – вся семья проживающих и служащих отеля была вне себя от счастья. А Жан так даже, казалось, и в росте прибавил, исполненный гордости за справедливое признание своих талантов.
После великолепного фейерверка Бертран, вняв наконец просьбам своей дамы, нехотя повел ее в сторону городских ворот, и они, уставшие, но довольные, направились в отель.
Глава 21
Пояснения и заблуждения Бертрана
Теплый вечер под стрекот кузнечиков постепенно отрезал от них ломтями шумный и суетливый день. Большинство гостей и участников еще оставались на гуляниях, редкие прохожие не мешали им приходить в себя от праздника.
– Ну, сказать по совести, я порядком переволновался! – признался Бертран Еве, когда они уже в сумерках возвращались в город.
– В самом деле? – Ева никак не могла поверить, что самый горячий поклонник Жана мог сознаться в подобном святотатстве. – Я ни на минуту не сомневалась. Хотя, конечно, изменить своему коньку накануне конкурса…
– В любом случае, это поистине чудо, что именно в тот раз, когда Жан готовил на конкурсе не круассаны, а овсяное печенье, председателем почтенного жюри оказалась герцогиня Йоркская.
– Действительно, – Ева лукаво улыбнулась, – очень удачное стечение обстоятельств. Скажите, вы случайно не видели на празднике Макса?
– Нет. – Усы Бертрана недовольно пошевелились. – Мог бы и заглянуть, для разнообразия. Но вы, современная молодежь, разве позволите каким-то старым традициям помешать вашим важным планам, – усы оскорблено подвисли, обиженные за старые традиции, – пусть даже им и триста лет, а ваши планы забудутся уже назавтра.
– Ну, это вы погорячились. Макс не из тех, чьи планы меняют свой статус уже назавтра. – Ева шутливо подняла перчатку в защиту своего руководителя. – Я не встречала еще человека, настолько далекого от легкомысленности «современной молодежи».
– Ах, мадемуазель Ив, с тех пор как случилась та страшная трагедия, никто так сильно не изменился, как он. Конечно, в отличие от своего брата, он не был душой любой компании, но и таким угрюмым и… неживым я его тоже никогда не видел. А ведь я его помню совсем еще малышом.
– Скажите, Бертран, – Ева помедлила, пытаясь представить себе Макса «малышом» и одновременно соображая, насколько этичными будут дальнейшие расспросы о личной жизни постороннего человека, – они с братом… насколько близки они были?