Комната
Шрифт:
Окно издает смешные звуки — это стучат капли дождя. Я подхожу поближе — мне не страшно, потому что между мной и дождем — стекло. Я прижимаюсь к нему носом; оно стало мутным от воды, капли сливаются друг с другом и превращаются в длинные ручьи, бегущие вниз по стеклу.
Мы с бабушкой и отчимом собираемся поехать в белой машине в путешествие — сюрприз!
— А откуда ты знаешь, куда надо ехать? — спрашиваю я бабушку, которая сидит за рулем.
Она подмигивает мне в зеркале:
— Но ведь это сюрприз только для тебя.
Я смотрю в окно и вижу девочку в кресле на колесиках. Ее голова лежит между двумя подушками. Потом я замечаю собаку, которая обнюхивает другую под хвостом — вот потеха! Мне попадаются на глаза металлический ящик, куда бросают письма, и летящий по ветру полиэтиленовый пакет. Мне кажется, я немного задремал, но не уверен в этом. Мы останавливаемся на стоянке, которая засыпана каким-то белым порошком.
— Ты знаешь, что это? — спрашивает отчим, показывая на него.
— Сахар?
— Нет, это песок, — отвечает отчим. — Теперь уже теплее?
— Нет, мне холодно, — отвечаю я.
— Он хочет сказать, что ты уже близок к правильному ответу.
Я осматриваю местность.
— Это горы?
— Нет, это — песчаные дюны. А что там синеет вдали, за ними?
— Небо?
— Нет, под ним, темно-синего цвета.
Моим глазам больно даже в солнечных очках.
— Это море! — восклицает бабушка.
Я иду за ними по деревянной дорожке и несу ведерко. Я представлял себе нашу прогулку совсем по-другому — ветер все время сыпет мне в глаза крошечные камешки. Бабушка расстилает на песке большое цветастое покрывало, скоро оно все будет в песке, но она говорит:
— Ну и пусть, ведь это покрывало для пикников.
— А где тут пикник?
— В этом году еще рановато для пикников.
Отчим предлагает мне пойти к воде. Я набираю полные туфли песку, и одна из них слетает с ноги.
— Отличная идея, — говорит отчим.
Он снимает свои ботинки, засовывает в них носки и, покачивая, несет за шнурки. Я тоже засовываю носки в туфли. Песок еще влажный — очень необычное ощущение, кроме того, в нем попадаются острые камешки. Ма никогда не говорила, что пляж может быть таким.
— Побежали, — командует отчим и бросается к морю.
Но я остаюсь на месте, потому что на море, одна за другой, вырастают высокие горы с белой пеной на вершине и с ревом обрушиваются на берег. Море грохочет, не умолкая, и оно слишком большое для нас.
Я возвращаюсь к бабушке, которая сидит на покрывале для пикников. Она шевелит голыми пальцами ног, которые сплошь покрыты морщинками. Мы пытаемся построить замок, но песок для этого не подходит — он все время осыпается. Возвращается отчим — штаны у него закатаны, и с них капает вода.
— Хочешь походить босиком по воде?
— Нет, там повсюду какашки.
— Где?
— В море. Наши какашки по трубам сливаются в море, и я не хочу по ним ходить.
Отчим весело смеется.
— Я смотрю, твоя Ма совсем не знает, как работает канализация.
Мне хочется побить его за эти слова.
— Моя Ма знает все.
— Трубы, отходящие от наших унитазов, идут к большой фабрике. — Отчим сидит на покрывале, и его ноги покрыты песком. — Рабочие убирают из воды какашки и очищают каждую каплю воды до тех пор, пока она снова не становится пригодной для питья. После этого они направляют ее в трубы, которые соединяются с кранами для воды.
— А потом эта вода попадает в море?
Отчим качает головой:
— Я думаю, море состоит из дождевой воды и соли.
— Ты когда-нибудь пробовал на вкус слезу? — спрашивает бабушка.
— Да, пробовал.
— Так вот, в море вода такая же.
Но я все равно не хочу ходить босиком по морской воде, пусть даже она состоит из слез. Потом я все-таки подхожу к морю вместе с отчимом, и мы ищем сокровища. Мы находим белую ракушку, какие бывают у улиток, но когда я засовываю туда палец, то выясняется, что там никого нет.
— Возьми ее себе, — говорит отчим.
— А что будет с улиткой, когда она вернется и увидит, что ее домика нет на месте?
— Ну, — отвечает отчим, — я не думаю, чтобы она бросила его здесь, если бы он был ей нужен.
А может, улитку съела птица? Или лев? Я кладу белую ракушку в карман, а потом еще розовую, черную и длинную, которая называется лезвием и о которую можно порезаться. Мне разрешается взять эти ракушки с собой, потому что нашедший радуется, а потерявший — плачет.