Комната
Шрифт:
Плита на кухне с огнем, как у бабушки. Рядом с ней — гостиная с диваном, низким столиком и огромным телевизором.
Бабушка на кухне вынимает из коробки продукты, приговаривая:
— Молоко, баранки, не знаю, начала ли ты снова пить кофе… Джек любит подушечки в виде букв, однажды он даже выложил из них слово «вулкан».
Ма обнимает бабушку и останавливает ее:
— Спасибо тебе.
— Может,
— Нет, я думаю, ты ничего не забыла. До свидания, мам.
Вдруг лицо у бабушки кривится.
— Знаешь…
— Что? — спрашивает Ма. — Что ты хотела сказать?
— Я тоже не забыла ни одного дня, проведенного с тобой. — Они больше ничего не говорят, и я проверяю, на какой кровати лучше прыгать. Когда я кувыркаюсь, до меня доносится их оживленный разговор. Я прохожу по комнатам, открывая все двери.
После того как бабушка уходит, Ма показывает мне, как запирать дверь. Это что-то вроде ключа, благодаря которому открывать или закрывать дверь изнутри сможем только мы. В кровати я вспоминаю, что давно уже не сосал, и начинаю задирать мамину футболку.
— По-моему, там уже ничего не осталось, — говорит Ма.
— Нет, должно было остаться.
— Дело в том, что, когда молоко долго не сосут, грудь говорит себе: «Ну, раз мое молоко больше никому не нужно, я перестану его вырабатывать».
— Как глупо. Я уверен, что там еще кое-что осталось…
— Нет, — говорит Ма, закрывая грудь рукой. — Извини, но молока больше не будет. Иди сюда. — Мы крепко обнимаемся. В моем ухе звучит бум-бум, это стучит мамино сердце. Я снова задираю ее футболку. — Джек!
Я целую правую грудь и говорю:
— До свидания. — Потом я дважды целую левую, потому что молоко в ней всегда было вкуснее. Ма так крепко прижимает к себе мою голову, что я вынужден ей сказать: — Я сейчас задохнусь.
И она отпускает ее.
Я вижу бледно-красное лицо Бога. Я несколько раз мигаю, и свет исчезает и появляется. Я жду, когда проснется Ма.
— А долго мы будем жить самостоятельно?
Ма зевает.
— Сколько захотим.
— Я хочу одну неделю.
Она поворачивается всем телом:
— Ну хорошо, поживем недельку, а потом посмотрим.
Я наматываю ее волосы себе на руку, словно веревку.
— Я могу остричь тебе волосы, и тогда мы снова станем похожи друг на друга.
Но Ма качает головой:
— Я хочу сохранить длинные волосы.
Мы разбираем свои вещи, и я никак не могу найти мамин зуб. Я просматриваю все свои вещи и все, что лежит рядом, думая, что вчера случайно обронил его. Я пытаюсь вспомнить, где я его нес — в руке или во рту. Я припоминаю, что прошлой или позапрошлой ночью, когда я был еще в доме у бабушки, я, кажется, сосал его. Вдруг мне в голову приходит ужасная мысль — а что, если я нечаянно проглотил его во сне?
— А что происходит с тем, что мы глотаем?
Ма убирает в ящик носки.
— Что ты имеешь в виду?
Но я понимаю, что не могу сказать ей о том, что потерял частицу ее тела.
— Ну, например, маленький камешек или еще что-нибудь?
— Ну, все это просто проходит по нашим кишкам.
Сегодня мы не спускаемся вниз на лифте и вообще даже не одеваемся. Мы обживаем свое самостоятельное жилье.
— Давай будем спать с тобой в этой комнате, — говорит Ма, — а играть ты можешь там, где больше солнца.
— Только вместе с тобой.
— Да, но иногда мне надо будет заниматься своими делами, и тогда наша спальня станет моей комнатой.
Чем это она собирается заниматься без меня?
Ма, не считая, насыпает в наши тарелки подушечки. Я благодарю за них младенца Иисуса.
— В колледже я читала книгу, в которой говорилось, что у каждого человека должна быть своя комната.
— Зачем это?
— Ну, чтобы ему было где подумать.
— Я могу думать в одной комнате с тобой. — Я жду, что она на это скажет. — А ты почему не можешь?
Ма кривится:
— Я могу, конечно, но иногда бывает приятно побыть там, где все принадлежит одной тебе.
— Я так не думаю.
Ма вздыхает:
— Давай сегодня попробуем… Сделаем карточки и прикрепим их к дверям наших комнат…
— Давай! Это круто!
Мы пишем на листах бумаги буквы разного цвета, которые складываются в слова «Комната Джека» и «Комната Ма», а потом прикрепляем их к дверям с помощью скотча, расходуя его, не экономя.
<