Конан из Киммерии

Говард Роберт Ирвин

До дна долины было все еще далеко, когда он домчался до длинного и широкого ребра, ведущего на другой склон как естественный мостик. Он поехал по нему. По обе стороны лежали почти вертикальные склоны. Он видел перед собой тропку, по которой ехал, а где-то внизу тропа спускалась со склона на дно долины и, сделав огромный крюк вдоль русла высохшей реки, возвращалась под скалу, на вершине которой сейчас находился Конан. Киммериец проклял необходимость делать крюк, но другого выхода не было. Спускаться вниз напрямик было бы самоубийством. Только птица

смогла бы сделать это, не сломав себе шею.

Киммериец пришпорил измученного коня и вдруг услышал где-то внизу стук подков. Придержав коня, осторожно подъехал к краю пропасти и заглянул в ущелье, образовавшееся, когда здесь протекала река. По сухому руслу ехала прямоугольником толпа — пятьсот крепких, вооруженных до зубов бородатых мужчин на полудиких конях. Наклонившись над краем тридцатифутовой пропасти, Конан окликнул их.

На его окрик они приостановились, пятьсот бородатых лиц поднялись вверх, и по каньону пронеслось глухое ворчание. Конан не терял времени:

— Я еду в Гхор! — крикнул он. — Не рассчитывал встретить вас, псов, на этой дороге. Быстро поезжайте за мной, насколько это могут ваши клячи! Поедем на Имш и…

— Предатель! — Этот дружный крик был для Конана как ушат холодной воды на голову.

— Что такое? — выдавил он из себя, вытаращив глаза.

Увидел искаженные ненавистью лица и руки товарищей, взмахивающие саблями.

— Предатель! — дружно отозвались они. — Где семеро наших вождей, схваченных в Пешкаури?

— В губернаторской тюрьме, — ответил Конан.

В ответ услышал вой сотен глоток, звон оружия и крики, из которых никак не мог понять, что от него хотят. Рыча, как буйвол, перекрыв этот шум, он крикнул:

— Тысяча демонов! Пусть кто-то один скажет, чтоб я мог понять, в чем дело!

Худой, старый вождь взял на себя эту задачу: сначала погрозил Конану саблей, потом бросил ему обвинение:

— Ты не позволил нам напасть на Пешкаури и отбить наших братьев!

— Вы глупцы! — рявкнул разъяренный киммериец. — Даже если б вам удалось взобраться на стены, в чем я сильно сомневаюсь, то пленников повесили бы раньше, чем удалось бы их освободить!

— И ты сам поехал торговаться с губернатором! — завыл афгул, кипя злобой.

— И что с того?

— Где наши вожди? — кричал старый вождь, махая саблей, — Где они? Их нет в живых!

— Что? — Конан чуть не упал с коня от изумления.

— Их нет в живых! — подтвердило пятьсот жаждущих крови глоток.

Старик завертел саблей над головой и снова взял слово.

— Их не повесили! — кричал он, — Вазул в соседней клетке видел, как они погибли! Губернатор прислал чернокнижника, который убил их своим колдовством!

— Это ложь! — ответил Конан, — Губернатор не осмелился бы на это. Когда я разговаривал с ним прошлой ночью…

Эти слова были очень некстати. Остервенелое вытье и проклятья взвились под небеса.

— Да! Ты поехал к нему один! Чтоб предать нас! Это правда! Вазул удрал через дверь, которую сломал чернокнижник, и все рассказал нашим

разведчикам, которых встретил в Забаре. Мы их послали искать тебя, когда ты вовремя не вернулся назад. Когда они услышали рассказ вазула, то вернулись на Гхор, а мы оседлали коней и пристегнули мечи.

— И что вы хотите делать, глупцы? — спросил Конан.

— Отомстить за наших братьев! — завыли они, — Смерть кшатриям! Убить его — это предатель!

Рядом с Конаном посыпались стрелы. Он поднялся на стременах, снова пробуя перекричать шум, после чего с возгласом злости, протеста и разочарования повернул коня и поскакал назад. Бросившиеся за ним вазулы, изрыгающие проклятья и угрозы, были слишком разъярены, чтобы сообразить, что они могут попасть на то ребро, по которому ехал Конан, только направляясь в противоположную сторону, обогнув поворот и кропотливо взбираясь крутой дорогой наверх. Когда они наконец сообразили это и повернули назад, их бывший вождь уже почти достиг того места, где ребро переходило в горный уступ.

Оказавшись над обрывом, Конан не поехал дорогой, которой сюда добирался, а направился по еле заметной тропке, покрытой валунами, о которые спотыкался жеребец. Они не проехали по ней далеко, когда конь фыркнул и бросился в сторону, видя что-то лежащее на дороге. Конан взглянул с его спины на страшно разбитое, кровавое подобие человека, пытающееся что-то выговорить сквозь сломанные зубы.

Одни боги тьмы, управляющие судьбами чернокнижников, знали, каким образом Хемса смог выбраться из-под огромной кучи камней и взобраться по крутому склону на дорогу.

Ведомый каким-то странным побуждением, киммериец слез с коня и остановился над искалеченным человеком. Он знал, что является сейчас свидетелем необычного, противоестественного явления. Хемса поднял окровавленную голову, а в его странных глазах, подернутых мукой и мраком приближающейся смерти, появились проблески сознания.

— Где они? — проскрипел он голосом, в котором не было ничего человеческого.

— Вернулись в свой проклятый замок, на Имш, — буркнул Конан, — Забрали с собой Деви.

— Пойду! — бормотал несчастный, — Пойду туда. Они убили Гитару, а я убью их… аколитов. Четверых из Черного Круга… и самого властелина! Убью… всех убью!

Он попробовал протащить дальше свое искалеченное тело, но даже его непобедимая сила воли была уже не в силах оживить эти кровавые лоскуты, потрескавшиеся кости, держащиеся только на порванных сухожилиях и изодранных мускулах.

— Иди за ними! — бормотал Хемса, изо рта которого струилась кровавая пена. — Иди!

— Я и намерен это сделать, — сказал Конан, — Хотел созвать моих афгулов, но они обратились против меня. Иду на Имш один. Отниму у них Деви, даже если бы мне собственными руками пришлось разнести на кусочки эту проклятую гору. Я не думал, что губернатор осмелится убить моих вождей, когда я захватил Деви, но похоже, что я ошибался. Он заплатит мне за это головой. Сейчас она мне уже не нужна как заложница, но…