Конан из Киммерии
Шрифт:
Конан прыгнул за ней на узкую лестницу, ведущую с лестничной площадки вверх. Он не мог бы придумать названия тому, что туда проскользнуло, но бешеная ненависть приглушила охватившее его отвращение и страх.
Он побежал по широким коридорам с голыми стенами из полированного нефрита. Перед ним скользнула длинная тень, пропав за дверными портьерами. Одновременно с этим в глубине одной из комнат раздался испуганный женский крик. Этот крик пришпорил Конана, он помчался что было силы к двери и в следующий же миг оказался в помещении за портьерой.
Его глазам предстала ужасная картина. На краю покрытого бархатом подиума сжалась Жазмина, крича от ужаса и отвращения, подняв руку, чтобы защититься от нависшей над нею ужасной головой змеи с блестящей чешуей и сверкающими темными кольцами. Со сдавленным криком Конан метнул в змею кинжал.
Гад молниеносно обернулся и бросился на него, как ветер, пролетающий меж высоких трав. Длинный кинжал пробил его шею, рукоятка торчала с одной стороны, а острие — с другой, но это, казалось, только усилило ярость огромного гада. Он наклонил свою голову над человеком, который осмелился ему сопротивляться, и, оскаливая брызжущие ядом клыки, попробовал укусить его. Но в тот же миг Конан выхватил из-за пояса стилет и изо всех сил ударил острием снизу вверх. Сталь пробила нижнюю челюсть чудовища и застряла в верхней, словно приколов челюсти друг к другу. Тотчас же огромное тело гада окольцевало киммерийца. Не имея возможности пустить в ход зубы, змея попробовала таким образом его задушить.
Левая рука Конана была прижата к телу змеиными кольцами, но правая была свободна. Крепко упираясь в землю широко расставленными для равновесия ногами, он схватил торчащую в теле змеи рукоятку кинжала и выдернул его. Как бы угадывая своим нечеловеческим умом намерения противника, бестия начала извиваться, напрягаться, силясь захватить и свободную руку противника. Но длинное острие поднялось и опустилось с быстротой молнии, почти перерезав надвое огромное тело змеи.
Прежде чем киммериец смог ударить снова, гибкие кольца выпустили его из своих объятий, и чудовище скользнуло по плитам, истекая кровью из ужасных ран. Конан прыгнул за ним, поднимая оружие для удара, но убийственный удар поразил только воздух, потому что извивающийся гад скользнул в сторону и ударил головой о перегородку из сандалового дерева. Одна из плит уступила: длинное, истекающее кровью тело скользнуло в щель и исчезло. Киммериец тут же несколькими ударами пробил в перегородке дыру и заглянул в темное помещение. Черного, жуткого гада не увидел нигде. Увидел только лужу крови на мраморных плитах и кровавые следы, ведущие к замаскированной в стене двери. Это были следы босых ног…
— Конан!
Он повернулся на пятках — и в самый раз, чтобы поймать в свои объятия Деви Вендии, дрожащую от страха, благодарности и облегчения. Она пробежала через всю комнату и бросилась ему на шею.
От всех этих происшествий взыграла горячая кровь киммерийца. Он прижал девушку к груди с силой, которая в иных обстоятельствах вызвала бы на ее лице болезненную гримасу, и запечатлел на ее устах неожиданный поцелуй. Жазмина не сопротивлялась. Место Деви заняла обычная женщина. Закрыв глаза, она утонула в его диких, горячих поцелуях, отдаваясь этой волне страсти. Он прервался, чтоб набрать воздуха, и взглянул на нее, тяжело дышащую, прижавшуюся к его могучему плечу.
— Я знала, что ты придешь за мной, — сказала она. — Ты не смог бы бросить меня одну в этом логове демонов.
Услышав эти слова, Конан пришел в себя и вспомнил, где они находятся. Он поднял голову и напряг слух. В замке на Имше царила тишина, но эта тишина была напоена угрозой. Опасность подстерегала в каждом углу, издевательски ощеривалась из-за каждой портьеры.
— Лучше пойдем-ка отсюда, пока есть время, — сказал он. — От этих ран погибло бы любое существо и даже человек, но не чернокнижник. Нанесешь ему удар, а он отползет, как раненая змея, чтобы из какого-то волшебного источника снова зачерпнуть яду.
Он поднял девушку на руки и понес, словно ребенка, по блестящему нефритовому коридору и лестнице, с напряженным вниманием ища вокруг новые признаки опасности.
— Я встретила властелина Имша, — испуганно прошептала Жазмина, вновь переживая весь тот ужас и крепче обнимая спасителя. — Он насылал на меня чары, чтоб сломить мою волю. Самое страшное — это был гниющий труп, который хватал меня… потом я потеряла сознание и лежала, как мертвая, не знаю сколько времени. Когда пришла в себя, услышала внизу шум и крики, а потом этот змей вполз в комнату и… ах! — Она задрожала. — Каким-то образом я поняла, что это не видение, а настоящая змея, которая хочет меня убить.
— Да уж, это не было видение, — с уверенностью ответил Конан. — Он понял, что проиграл, и предпочел убить тебя, лишь бы не отдать мне.
— О ком ты говоришь «он»? — спросила она неуверенно.
Она вдруг вскрикнула, прижимаясь к Конану, и забыла о своем вопросе. Увидела лежащие у подножия лестницы трупы. Останки колдунов отнюдь не представляли собой приятное зрелище, они съежились и почернели, а распахнувшиеся одеяния обнажили их ноги и руки, не имеющие ничего общего с человеческими. Видя это, Жазмина побледнела и спрятала лицо на широкой груди Конана.
10
Конан и Жазмина
Конан быстро пересек зал, еще одну комнату и добрался до двери, ведущей на галерею. Заметил, что пол здесь устлан мелкими блестящими осколками. Хрустальная плита, закрывавшая выход, рассыпалась на куски. Киммериец припомнил раздавшийся оглушительный звон, когда он разбил лежавший на алтаре шар, и догадался, что в тот момент рассыпались все хрустальные веши в храме, и какое-то неясное, скрытое в подсознании ощущение подсказывало ему правду о печальной связи между Господами Черного Круга и золотыми плодами граната. Он ощутил, что по его спине пробежали мурашки, и поспешил выбросить все из памяти.
Он вышел на галерею из зеленого нефрита, с облегчением глубоко вздохнул. Ему нужно было еще преодолеть расщелину, но, по крайней мере, он уже мог видеть сверкающие на солнце белые вершины и огромные склоны, тонущие в море голубоватого тумана.
Иракзай лежал в том же месте, куда упал: бесформенное пятно на гладкой, сверкающей поверхности. Спускаясь вниз крутой тропкой, Конан с удивлением взглянул на солнце, которое еще не минуло зенита, хотя ему казалось, что с момента, когда он вошел в замок Имш, прошли долгие часы.
Он ощущал острую необходимость спешить, им руководила не слепая паника, а инстинктивное чувство подстерегающей за спиной опасности. Он ничего не сказал Жазмине, а девушка казалась успокоенной, имея возможность опереться своей черной головкой на его широкую грудь, чувствуя себя в безопасности в его могучих объятиях. Конан на мгновение замер на краю расщелины и, нахмурив брови, глянул вниз. Переливающийся туман в пропасти уже не был розовым и искрящимся. Он был мутным, серым и призрачным, как тень жизни, тлеющей в израненном человеке. Киммерийца посетила странная мысль, что колдовство чернокнижников связано с их личностью больше, чем игра актеров является отражением жизни живых людей.