Конец эпохи Эдо
Шрифт:
– А тебе не кажется, что Юко тяжело тут без мужской руки…– Упрекнул его я, вспомнив белое, вечно усталое лицо.
– Да брось ты, мои руки годятся только чтобы держать бутылку, а затем член, да и то постоянно все разливаю, я знаешь ли другим хорош.
– Это чем же?
– Не хочу лишать себя загадочности, расскажешь человеку о себе, и в миг станешь пустышкой, пусть все сами гадают, что я за персонаж такой, и ты гадай. А вот про Юко лучше не вспоминай при мне, если поссориться не хочешь, как вести себя со своей женой, я и сам разберусь… – Вспоминая о жене, он не терял радушное выражение лица, но слова произносились будто со стиснутыми зубами, а в глазах мерцал зловещий блик.
– Чистый?…– Переводя тему с обсуждений своей жены спросил меня Нобуюки.
– Чище не придумаешь!
– Тогда посидим еще немного, ты главное на девушек не засматривайся, поглазей в потолок что ли, пусть твой приятель угомонится, а то я ж им наговорил, что монахов эти дела совсем не интересуют.
Совершенно не хотелось вырывать свое тело из приятной обволакивающей горячей воды, однако отмокнув еще пару минут, мы нехотя встали, я поднял с пола свои голубые хакама и мы отправились к дому.
По пути я заметил, что вся улица была изрезана широкими линиями от деревянных колес. Дальше виднелся конец длиннющей связки всевозможных продовольственных и не только обозов, на охрану которых отправили несколько отрядов, в одном лишь хвосте этой колонны шло семь пеших и три конных солдата в прекрасном, скорее всего новом обмундировании. Нобуюки остановившийся возле торговца сладостями, смотрел на эту длинную цепь особенно пристально, и улыбаясь приговаривал «взято нелюдями у людей».
Перед домом нас застала Мэйко, она вприпрыжку шла навстречу, улыбаясь своей широкой детской улыбкой, показывая ровные крошечные белые зубки. Нобуюки смотрел на нее без особого энтузиазма, а вот мне, видя ее чистую наивную радость на душе становилось теплее.
– Стой, куда бежишь веселая такая?…– Холодно произнес Нобуюки. У него была странная черта, не важно, что и о чем он говорил, с его лица практически никогда не спадала вросшая в него ухмылка.
– По делам! …– Деловито ответила Мэйко.
– Какие у тебя могут быть дела, улитка?…– Сказал Нобуюки мягко потрепав ее по волосам.
– Сколько раз вам повторять, никакая я не улитка, у меня имя есть… – Немного раздраженно ответила Мэйко пытаясь привести растрепанные волосы в порядок.
– Какая ты важная стала, и сладкое наверно не ешь уже, выросла.
– А что у вас? … – С горящими детскими глазами любопытствовала она.
Нобуюки ловким движением руки, не пойми откуда достал три порции «данго»* и протянул их девушке.
– Мммм, из лавочки старика Шоичи, мои любимые…– Подпрыгивая на одном месте вопила Мэйко.
– А чем это еще пахнет, «суама»*?.
– Ничего то от тебя не утаишь, держи, это тоже тебе, смотри только все сразу не ешь, живот болеть будет…– Говорил он, протягивая ей очередную сладость.
Она рассовала суама по широким рукавам своего кимоно и сразу принялась за данго. Аппетитно пережевывая сладости она сказала «фпафибо огромное» поклонилась и убежала, видно по своим важным неотложным делам.
– Эх улитка, помню ее еще совсем ребенком, все таки дети так быстро растут.
Подходя к воротам во двор, снова стал накрапывать холодный дождь. У порога я разулся, аккуратно поставил сандалии в угол, Нобуюки специально все делал ужасно медленно, до последнего оттягивая мгновение встречи с женой. Неприкаянно бродил во дворе, долго гладил ровно подстриженные кусты, стоя под маленькими каплями дождя, таращился на беспросветное серое небо. Наконец он подошел ко входу в дом, присел на порог, так же медлительно стянул сандалии и осторожно постоянно озираясь по сторонам брел по первому этажу. В доме стояла тишина, должно быть Юко была у себя, на втором этаже.
– Танцор, ты в какой комнате остановился?
– Меня Хидэки зовут… – С недовольством ответил я.
– Я больше клички люблю, так в какой комнате?
– Мой футон в библиотеке.
– Так там же пылевая пустыня!
– У меня было время немного прибраться, и Мэйко помогала.
– Книги значит любишь, ну да, свинья грязь найдет… – Ехидничал Нобуюки.
– Посиди пока там, или сходи еще прошуляйся, я как не приду, сам понимаешь, начинается представление…– Вздыхая усталым и смирившимся голосом, бормотал он.
Мы разминулись в коридоре второго этажа, я завернул к себе в библиотеку, он пошел дальше в комнату Юко. Пара минут тишины, и началось, сначала что то разбилось видно швырнула вазой, стал слышен громкий топот, но пока ничего не говорят. Вот уже и слышны «теплые слова приветствия».
– Сколько раз я тебе говорила, чтобы ноги твоей в этом доме не было! Проваливай!…– Что-то тяжелое снова ударилось об стену, на сей раз не разбилось
– Ты можешь успокоиться и хоть раз вести себя как нормальный человек! Знаешь же, что больная, тебе нельзя так нервничать!
– Нельзя нервничать, а не ты ли мой единственный повод понервничать! Шляешься, не пойми где, у тебя наверняка шлюх всяких хватает, а может и женится повторно успел, нашел себе получше меня, на кой черт ты возвращаешься то все время. И вообще, может я уже давно жить не хочу!
– Перехотела жить до или после того, как с сыном дубильщика трахалась!…– Свирепо кричал Нобуюки.
– Заткнись!…– Гневно и жалобно отвечала ему Юко.
– Заткнись, Мэйко может услышать.
– Давно бы рассказала ей, или хочешь чтобы она жила с этим ублюдком?
– Может сам ей расскажешь, посмотри какая она счастливая
– Сейчас счастливая, а когда она ему надоест и он найдет новую игрушку? Да и вообще, что ты с ней так носишься, играешь в мамочку, только вот матери у дочерей женихов не уводят, некрасиво получается!
– Не все мужчины такие как ты, он бы и не изменил если бы я не попросила.
После этого заявления в доме повисла тишина, которую вскоре стал разбавлять диалог, но уже не на повышенных тонах.
Мне было практически не слышно, я ругая себя и перебарывая чувство стыда, беззвучно приоткрыл дверь библиотеки и высунул голову в коридор.