Конец хазы
Шрифт:
– Ничего, я подожду ее. Какой номер ее комнаты?
– Она ушла, - сказала старушка в чепчике, начиная смеяться в кулачок, третью неделю не приходит.
Сергей затряс головой и схватил ее за руку.
– Как третью неделю? Уехала? Одна? Да говорите же, что же вы молчите!
– Ушла, не уехала, - повторила старушка в чепчике, смотря на Сергея с удовольствием, - ушла и не вернулась обратно. Надо полагать, пропала окончательно.
– Не оставила ли она чего-нибудь? Записки или адреса?
– Ничего она нам не оставила. Кто ж ее знает? Девица одинокая, - ушла да и не вернулась.
– А все-таки может быть... что-нибудь осталось?
– А остался от нее шиш, - сказала убежденно старушка в чепчике, - примус один, да и тот сломанный.
– А все-таки - позвольте мне пройти в ее комнату. Или там уже кто-нибудь другой живет?
– Никто не живет. Пустая комната.
Старушка в чепчике встала, вытащила откуда-то из-под юбки ключ и молча показала его Сергею.
Они вошли в подъезд и поднялись по лестнице.
– Будет темно, - сказала старушка в чепчике, - держитесь рукой за стены.
Они свернули за угол и несколько минут в полной темноте кружились по лабиринтам дома Фредерикса. Наконец старушка в чепчике остановилась перед одной из дверей, выходивших в круговой корридор, и вставила ключ в замок.
– Вот здесь она и живет.
Сергей остановился на пороге и с напряженным вниманием оглядел комнату Екатерины Ивановны.
Комната имела такой вид, как будто хозяйка ее с минуты на минуту должна была вернуться.
На ночном столике лежала открытая книга, подушки на кровати были смяты и одеяло отброшено; штора окна была отдернута наполовину.
Сергей вошел в комнату.
– Может быть вы разрешите, - сказал он тихим голосом, - посмотреть здесь ее письма, книги?
– Пожалуйста, посмотрите, - сказала старушка в чепчике, - а только ничего не найдете.
Он подошел к маленькому письменному столу, на котором в беспорядке разбросаны были книги, взялся за корешок, потряс над столом каждую из них, в надежде, что откуда-нибудь выпадет письмо или записка, и ничего не нашел; тогда он попытался выдвинуть ящик стола. Ящик легко выдвинулся; он был полон всякой рухлядью - тряпочками, лентами, даже соломенная шляпа была затиснута куда-то в самый угол.
Но среди рухляди стали попадаться бумаги. Тогда он сразу высыпал все, что было в ящике, на стол и наткнулся на связку писем, перевязанных простой тонкой веревкою.
Едва только он развернул одно из них, как его поразил до странности знакомый почерк.
Он взглянул на подпись, прочел: "твой Сергей", с размаху швырнул письма на стол, повернулся и пошел к двери.
– Я ничего не нашел здесь, бабушка, спасибо вам.
Старушка подошла к нему поближе.
– А вы Екатерине Ивановне будете брат или другой родственник? Я вижу, что вы очень интересуетесь ее судьбою.
Она посмеялась в кулачок и продолжала:
– Я вам могу все рассказать, если хотите. За один раз тридцать копеек.
– Как это тридцать копеек?
– Меньше никак, никак не могу.
– За какой же один раз?
– За одно гаданье. Я очень, очень гадаю на картах.
– Нет, бабушка, спасибо за услугу.
Сергей сунул ей какие-то деньги и вышел; но не успел он отойти и десяти шагов по коридору, как старушка позвала его обратно.
– Молодой человек!
– Что вам, бабушка?
– Нужно уж вам сказать: на другой день, как ушла Екатерина Ивановна, я нашла в ее комнате письмецо. Должно быть она его уходя-то и обронила. Вот это письмецо у меня имеется.
Старушка снова полезла куда-то под юбку и вытащила оттуда небольшое письмо, без печатей и марок, переданное, должно быть, из рук в руки.
Сергей молча взял у нее письмо и пробежал его глазами: это было предложение поступить на службу в какой-то союз в качестве стенографистки. Имя Фролова попадалось в письме два раза.
Сергей прочел до конца и вдруг вскинулся как бешеный.
Он в одну минуту вывернул карманы своего пиджака, отыскал среди бумаг, взятых у Фролова, письмо с вымогательством 1025 рублей от какого-то Павла Михайловича и его глубокоуважаемой супруги и принялся сравнивать оба письма с быстротой, от которой строки метались и прыгали в глазах.
Оба письма были написаны одною рукой.
– Они ее утащили, мерзавцы!
– проворчал он, серый, как крот, от ярости.
Сунув все бумаги в карман, он повернулся и вышел.
Старушка в чепчике проводила его внимательным взглядом, снова посмеялась в кулачок и вернулась на свое место.
У нее сегодня счастливый день: во-первых, человек с подвязанной рукой дал ей много денег, во-вторых, она нашла серебряное колечко с буквой М, а в-третьих, ее соседка, известная злыдня, до локтя ошпарила себе руку.
– Клей!
– Да ну? Посый?
– Не посый, так я бы с тобой говорить не стал!
– Врешь!
Сашка Барин нахмурился.
– Я с тобой в пустяках работал?
– Ну, ну. На сдюку, что ли?
– Я с тобой не на сдюку работал?
– А как шевелишь, на сколько дело ворочает? На скирью стекленьких будет?
– Поднимай выше.
– На чикву?
Барин покачал головой и с большим вниманием начал рассматривать свои ногти.
– На пинжу? На сколько же, чорт побери?.. Неужто...
Барин наклонился к нему через стол:
– На лондру стекленьких!
Тетинька открыл рот, стукнул зубами:
– Труба! А где?