Конец лета (др. перевод)
Шрифт:
Прошло более двух часов, когда Пилар проснулась, и с этого момента она лежала, не спуская глаз с лица Дины, наблюдая за ней. Наконец, когда они, казалось, смотрели друг на друга, не отрываясь, часами, Дине померещилось, что Пилар улыбнулась ей. Дина снова подошла к кровати и опять нежно взяла в ладони руку дочери.
— Я люблю тебя, дорогая. И ты молодчина. Почему бы тебе не попытаться еще немного поспать?
Но ее глаза ответили «нет». Они оставались открытыми не менее часа, пока она наблюдала, изучала, вглядываясь в лицо матери, как если бы пыталась запомнить его навсегда, как будто бы старалась вымолвить
— Песик… — Дина изобразила непонимание, и Пилар попыталась снова. — Ты… привезла моего… песика? — На этот раз Дина не смогла сдержать слез. Песик, ее любимая игрушка, ее сокровище со времени ее детских лет. Теперь уже старый, грязный, растрепанный, песик был в конце концов заброшен на одну из полок где-то в доме. Дина не смогла выбросить его насовсем. С этой игрушкой было связано так много воспоминаний о детских годах Пилар. Теперь Дина, наблюдая за дочерью, пыталась понять, понимала ли она, где находится сейчас, или же перенеслась куда-то далеко-далеко в детство, к Песику.
— Он ждет тебя дома.
Пилар кивнула, едва улыбнувшись.
— О'кей… — Слово прозвучало словно звук перышка, проведенного по губам, и она снова провалилась в сон.
Песик. Воспоминания о нем вернули Дину на двенадцать лет назад, пока она сидела на узком стуле и перебирала в памяти события, связанные со временем, когда Пилар было три года, четыре, пять, потом девять… и, наконец, очень быстро двенадцать, а теперь почти шестнадцать. Она была таким чудесным ребенком, когда была совсем маленькая, такая крохотная и грациозная девчушка с золотыми локонами и голубыми глазами. Она вспоминала все очаровательные слова, произнесенные ею; все танцы, которые она иногда исполняла для родителей во время игр; все чаепития, которые она устраивала своим куклам, все рассказы, сочиненные ею, и стихи, и пьесы; и ту блузку, которую она сама смастерила на день рождения Дине из двух кухонных полотенец зеленовато-желтого цвета… и Дина с самым серьезным видом отнеслась к этому, надев ее при посещении службы в церкви.
— Мадам Дьюрас? — Незнакомый женский голос, раздавшийся откуда-то издалека, заставил ее вздрогнуть. Она огляделась вокруг в испуге и увидела новую сестру.
— Да?
— Не хотите ли отдохнуть? В соседней комнате есть кровать. — Лицо у нее светилось лаской, а глаза, повидавшие многое, смотрели с пониманием. Она погладила Дину по руке. — Вы здесь уже очень давно.
— А который час? — Вернувшееся к Дине чувство реальности подсказало ей, что она провела много времени в своих воспоминаниях.
— Почти одиннадцать.
В Сан-Франциско было два часа пополудни. Она уехала из дому чуть менее суток назад, а ей казалось, что прошли годы. Она поднялась и потянулась.
— Как она? — Дина напряженно вглядывалась в кровать.
Ласковая медсестра после некоторого раздумья ответила:
— Все так же.
— А когда придет доктор? — И почему, черт возьми, он не появился здесь ни разу за те пять часов, которые Дина провела рядом с Пилар? И где был Марк, черт подери? Разве он не приехал? Он привел бы в чувство этих лентяев, и всё бы сразу зашевелилось. Дина посмотрела на экраны мониторов, раздосадованная загадочными изображениями, которые они выдавали.
— Доктор подойдет
Дина не хотела уходить, но подумала, что другого времени, чтобы привести себя в порядок в доме свекрови, у нее может не быть. Она сможет наконец выяснить, разыскали ли они Марка, и узнать, куда подевался доктор. Кто он такой? И где пропадает? И что он скажет? Единственное, что она знала, так это то, что положение Пилар было критическим. Дина почувствовала себя невероятно беспомощной, сидя здесь часами, ожидая объяснения или признака хоть какого-либо улучшения и надежды… или прихода любого, кто утешил бы ее, сказав, что ничего серьезного нет. Но в это трудно было бы поверить.
— Мадам? — Сестра с участием посмотрела на нее. Дина выглядела такой же изможденной, как и Пилар, забирая свою сумку.
— Я оставлю телефон, по которому меня можно найти; и я скоро вернусь. Как долго, вы полагаете, она может проспать?
— По меньшей мере часа четыре, возможно, даже пять или шесть. До трех она не проснется. И я обещаю… если что-то возникнет или, проснувшись, она позовет вас, я позвоню тотчас.
Дина кивнула и черкнула на листке телефон матери Марка. Она с мучительной болью в глазах посмотрела на сестру.
— Немедленно сообщите мне, если… мне нужно будет прийти.
Она не могла заставить себя сказать большего, но сестра поняла. Она прикрепила номер телефона к истории болезни и улыбнулась, глядя на ее усталое лицо.
— Я позвоню. Но вам нужно обязательно поспать.
Дина не могла вспомнить, когда она чувствовала себя столь уставшей в последний раз, но сейчас ей было не до сна. Она должна позвонить Бену. Поговорить с доктором. Узнать, что с Марком. В голове ее все перемешалось, и она снова почувствовала, как начинает кружиться голова. Она сильно прижалась к стене, и головокружение прошло. Так она простояла некоторое время, глядя на Пилар. Затем, вся в слезах, она вышла из палаты, держа в одной руке сумку, перекинув пальто через плечо. У нее щемило сердце.
На стоянке через улицу она нашла такси и упала на сиденье с громким вздохом, скорее похожим на стон. Каждая частица ее тела болела от усталости и горя, все в ней было напряжено и на грани истощения. В ее голове мысли, связанные с воспоминаниями о Пилар, не прекращали свой шумный и бессвязный бег: Пилар, бэби… Пилар в прошлом году… Пилар в семь лет… Пилар у себя в комнате. В школе. В аэропорту. С новой прической. Ее первые чулки. Красный бант. Это было похоже на непрекращающийся фильм, который она смотрела целый день; он был то со звуком, то без звука, но от его изображений нельзя было скрыться никуда, даже когда такси домчало ее до улицы Франсуа Первого.
Это был фешенебельный район, расположенный поблизости от фирмы Кристиан Диор. Эта улица соседствовала с Елисейскими Полями и была столь же очаровательна, как и любая другая в Париже. В молодые годы Дина часто выкраивала время во второй половине дня и посещала магазины и маленькие кафе, где можно было выпить кофе по-быстрому, забыв на время строгий и размеренный уклад жизни в доме свекрови. Но теперь все воспоминания о тех днях были далеки от нее. Она ехала в такси еле живая от усталости, которая наваливалась на нее все сильнее.