Конец вечного безмолвия
Шрифт:
— И еще мужа, — напомнил Хваан.
Он был прав. Когда Булатову сказали, что решено с помощью Куркутского учить Милюнэ грамоте, он категорически заявил:
— Я сам буду учить ее!
— Так ведь Куркутский — учитель, — заверил его Безруков. — У него диплом даже есть.
Милюнэ смотрела на мужа и понимала, почему он не хочет, чтобы кто-то другой учил ее. И тогда она сказала:
— Пусть сам Булат учит… Я буду стараться.
— Ну, смотри, Булат, — Безруков погрозил пальцем. — Задание серьезное, ответственное.
— Ну уж ладно, чего там, — буркнул Булатов, уводя жену домой.
На радиостанции он раздобыл чистый журнал, достал два карандаша и в один из вечеров приступил к обучению.
— Мы начнем с буквы "а", — важно и торжественно сказал он Милюнэ, принарядившейся по этому случаю в белое свадебное платье. — Вот гляди, как она пишется.
— Таких "а", — оживленно заметила Милюнэ, — у Теневиля много.
— Разве у него русская грамота? — с удивлением спросил Булатов, слышавший от жены об изобретателе письменности.
— Они у него в яранге валяются, — сказала Милюнэ.
— Эти буквы?
— Они самые! На стене висят. Деревянные.
— Зачем же они висят? — растерянно спросил Булатов.
— Он на них шкурки сушит, — объяснила Милюнэ. — Песцовые, заячьи, лисьи.
Булатов и Милюнэ сидели друг против друга, разделенные столом.
— Давай я лучше рядом с тобой сяду. Милюнэ перебралась и уселась, прижавшись к
Булатову боком.
Она жарко и шумно дышала ему в ухо, смущая его, горяча кровь. Голову кружил сладкий туман.
— Маша, — Булатов отодвинулся от нее, — давай перейдем к другой букве. Вот она — «бэ». Видишь?
— На Сооне-сана похожа, — прошептала Милюнэ. — Животик спереди и большая шляпа. Только почему он спиной стоит?
— Так это не Сооне-сан, а буква "бэ"!
— "Пэ".
— Не «пэ», а "бэ"!
Потом, лежа на кровати, они разговаривали.
— Трудно мне будет научить тебя грамоте, — со вздохом произнес он.
— Я буду очень стараться, — обещала Милюнэ.
— Возьмем власть, сразу откроем школу, — уверенно сказал Булатов.
— Скорее бы, — со сдержанным нетерпением произнесла Милюнэ. — Я так хочу, чтобы было как в Петрограде, как в МосквеTM Я тоже хочу увидеть знаешь кого?
— Кого? — приподнялся на локте Булатов.
— Ленина, — тихо ответила Милюнэ. — Когда Безруков рассказывал, я так и видела будто бы era Слышала его слова… Поедем в Петроград?
— Поедем, — ответил Булатов. — Вот только закончим тут дела, поставим твердую пролетарскую власть.
— Я и хочу ехать, и боюсь, — шептала Милюнэ, прижимаясь к мужу. — Это так далеко, до луны ближе."
— Нет, до луны дальше…
— Почему дальше? Ведь луну мы видим и даже различаем на ней охотника, который тащит нерпу, а Петроград и Ленина мы не видим.
— А вот теперь меня слушай, Маша… Все, что ты говоришь про Луну, это сказки, — сказал Булатов. — На самом же деле Луна — спутник Земли, даже, говорят, осколок нашего мира. Как ты думаешь, какая наша Земля?
— Хорошая, — подумав, ответила Милюнэ.
— Это само собой, — перебил Булатов. — Какой формы наша Земля — круглая, нли плоская, или еще какая? А?
— На этом берегу лимана плоская, а на другом — холмистая, а подальше — горы видны в хорошую погоду.
— Да не про это речь. — Булатов даже сел на кровати. — Вся наша Земля — круглая! Понимаешь? Совсем круглая!
Милюнэ зевнула.
— Об этом мне Иван Архипыч говорил, да я не поверила… Да и никто умный не поверит.
— Ты хочешь сказать, что я не умный? — обиженно спросил Булатов.
— Раз ты так говоришь, — пожала плечами Милюнэ. — Но утром ты будешь говорить по-другому.
— Да я и утром тебе скажу, что Земля круглая! Да спроси кого хочешь — того же Безрукова.
— Он такой глупости говорить не будет, — убежденно сказала Милюнэ.
— Это почему же?
— Потому что он умнцй.
— А я не умный?
— Ты не обижайся, — умоляюще попросила Милюнэ. — Если не хочешь сердиться, не говори, что Земля круглая… Хорошо?
— Да круглая же она!
— Ну, хорошо, — примирительно сказала Милюнэ, — если уж очень тебе хочется, пусть Земля будет круглая.
— Да не я хочу, а она действительно такая!
Безруков собрался ехать на угольные копи.
В комнату вошел Тымнэро, одетый по-зимнему. Он был аккуратно подпоясан, на поясе в ножнах висел нож, а в руках он держал хорошо сплетенный кэнчик.
Еще должен подъехать Ваня Куркутский. Поездка была обставлена как перевозка продуктов из государственного продовольственного склада в тамошнюю лавку. Оттуда нарты должны были привезти уголь в мешках.
— Садись сюда, — позвала Милюнэ Тымнэро, показывая на лавку у стола.
— Ничего, я здесь постою, — ответил Тымнэро.
— Да ты не бойся, не стесняйся, — с улыбкой произнесла Милюнэ. — Тут все свои.
Милюнэ налила ему чаю и положила рядом большой кусок хлеба, намазанный маслом и еще чем-то желтым поверху.
Тымнэро отхлебнул чаю и осторожно откусил хлеба. Было невообразимо вкусно и сладко. Наверное, это и есть американская патока.
Хлебая чай, Тымнэро искоса поглядывал на собравшихся. Однако никто на него не обращал особого внимания. Может, Милюнэ и права на этот раз, утверждая, что эти тангитаны совсем другой породы, чем те, которые сидят в доме уездного правления.