Конец вечного безмолвия
Шрифт:
Дрожащими руками он выпростал из кожаного чехла винчестер и взвел затвор.
— Ну-ну! — испуганно выкрикнул Струков, ладонью прикрывая лицо, будто это могло спасти от пули. — Не шути с оружием…
Он видел перед собой искаженное гневом лицо Тымнэро.
— Ребята! — крикнул Струков. — Кончай обыск! Раз ничего не найдено — значит, ничего и нет!
— Одна тухлятина, — проговорил милиционер, пнув ногой кусок старой моржатины, вывалившийся из бочки.
— Да уж, запашок не приведи господь, — сказал другой, усатый.
— Кончай, ребятки, кончай, — торопливо говорил Струков, продолжая заслоняться рукой от наведенного на него винчестера.
На этот раз Тымнэро был готов нажать спусковой крючок. Одно его удержало: на линии выстрела сразу за Струковым у полога сидели жена и дочь. Понемногу рассудок возвращался, прояснялась голова. Он понял, что Струков собирается уходить, и опустил ствол винчестера.
— То-то! — строго произнес милицейский начальник. — А то наставил ружье!
И вдруг Тымнэро сзади получил такой удар в голову, что все потемнело вокруг, и он упал лицом вперед прямо на растоптанный нерпичий жир…
Когда он очнулся, в чоттагине тангитанов не было. Всхлипывающая Тынатваль стояла на коленях и осторожно обтирала сырой тряпкой его измазанное жиром, разбитое лицо.
Возвращалось сознание, хотя в голове гудело.
— Ушли они, ушли тангитаны! — всхлипывая, как бы утешала мужа Тынатваль. — Ушли проклятые!
— Что они тут искали? — с трудом произнес Тымнэро.
— Большака, — произнесла незнакомое, чужое слово Тынатваль.
— Что это такое?
— Не знаю. Но они все время говорили это слово — большак, мантрака… Так много говорили, что я запомнила. Сначала думала — еда какая-нибудь. Открыла им бочки, а они их повалили прямо на землю… Вижу — это не то. Тогда сообразила: наверное, эта большак и мантрака — шкурки. Достала прошлогодние пыжики, что нам подарил Теневиль, песцовые… А они этими шкурками меня по лицу! И все рыщут. А этот ихний главный сел на китовый позвонок и оттуда распоряжался.
Тымнэро сел. Потер голову. Сзади нащупал большую шишку. А крови вроде бы не было, и даже ощущение пустоты стало проходить.
— Взбесились они, — сказал он.
— Хуже бешеных собак, — согласилась жена.
— Что такое большак и мантрака? — спросил Тымнэро у Милюнэ.
Женщина испуганно оглянулась.
— Откуда ты знаешь эти слова? — шепотом спросила Милюнэ.
— Потому что Струк искал у меня в бочках с нерпичьим жиром и квашеной зеленью большака и мантрака! — сердито ответил Тымнэро. — Все переворошил. Перепугал насмерть жену и ребенка. Я такой сердитый был — чуть не застрелил его…
— Да ты что! — испуганно произнесла Милюнэ.
— И застрелил бы, — мрачно повторил Тымнэро, — да на линии выстрела Тынатваль с дочкой были.
— Да что они так? — с горечью произнесла Милюнэ. — Зачем такое делают? Взбесились совсем.
— Истинно, — подтвердил Тымнэро. — Как бешеные собаки, рыскают везде, только нюхают, а не едят…
— Худое нынче время, — вздохнула Милюнэ. — Раньше тангитан был совсем другой, — вспомнил Тымнэро. — Он не лез в ярангу, не мешался в наши дела. А нынче! То одна власть, то другая! И чего Солнечный владыка не удержался на своем золоченом сиденье?
— Есть другие тавгитаны, — мягко заговорила Милюнэ. — Они стоят за бедных, говорят: бедные люди пусть всегда будут вместе и вместе пойдут на богатых, отберут у них все и поделят поровну между собой. Так будет по справедливости.
— А я не пойду! — решительно заявил Тымнэро. — Мне чужого не надо. Что я — разбойник?
— Так ведь богатства, которые у торговцев, сделаны трудовыми людьми. Ты ловишь рыбу, а у тебя ее отбирают, продают и деньги берут себе…
— Так это у тангитанов, — заметил Тымнэро. — А у меня пусть попробуют отобрать даром!
Милюнэ посмотрела на своего родича с откровенным сочувствием. Тымнэро огляделся и увидел на столе тетрадку, карандаш.
— Твой тангитан балуется этим, как Теневиль? — Это я пишу, — смущенно сказала Милюнэ.
— Какомэй! — воскликнул v Тымнэро. — Зачем же это тебе?
— Грамота нужна каждому человеку, — наставительно произнесла Милюнэ. — Чтобы знать настоящую правду жизни.
— Правду жизни только шаманы знают, — возразил Тымнэро.
— А для чего Теневиль придумывает свои знаки? — спросила Милюнэ.
— Чудачество, конечно, это, но полезное дело, — ответил серьезно Тымнэро. — Новость далеко сообщить можно таким способом.
— Вот и тут! И новость сообщить, и мудрость вызнать!
— У отца Михаила хочешь взять книгу? — спросил Тымнэро.
— Зачем у отца Михаила? Есть другие книги, где написана настоящая правда.
— Настоящую правду знают только шаманы, — убежденно повторил Тымнэро.
Он еще раз рассмотрел каракули и поднял взгляд на Милюнэ:
— Так это что такое — большак, мантрака? Почему искали это у меня в HpaHfe, в кладовой, в пологе, в бочках?
Милюнэ отвела в сторону взгляд и ровно, бесстрастно ответила:
— Не знаю, что это такое.
— Кто-то украл у них это самое, — убежденно сказал Тымнэро. — Худо смотрят за домом. Раз проходил мимо — двери настежь, а охранник Кожура валяется, и собака лижет его в лицо. Конечно, так можно не то что большака и мантрака украсть, и денежный ящик унести можно".
Громов сидел за столом, закапанным фиолетовыми чернилами, и мутно смотрел на Струкова. Начальник колчаковской милиции снял фуражку, лысина потела, и он рукавом шинели пытался вытереть ее. — Вот смотрю я на тебя, господин Струков, и думаю — дурак ты.
— Ваше благородие!
— Дурак, — повторил Громов. — Круглый причем. Ну кому как не дураку придет в голову искать Мандрикова в яранге? Вы, господин Струков, каким были неудачником-бакалейщиком, таким и остались…
— Так китайцы разорили меня, — виновато оправдывался Струков, — открыли напротив лавку да цены снизили…
— Мне нужна настоящая военная разведка! У тебя даже нет ни одного досье!.. Ты знаешь, что такое — досье?
— Что-то французское, — пробормотал Струков.
— Французское! — передразнил его Громов. — Досье — это специальное дело, заведенное на подозреваемое лицо. Понял?