Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства
Шрифт:
Встреченная решительным объединенным сопротивлением армянского народа под руководством Армянской революционной федерации (Дашнакцутюн), конфискация закончилась полным крахом [448] . Сам католикос Мкртич отказался подчиниться закону, заявив, что он был разработан без его участия. Активные волнения в Закавказье, так же как и общий кризис самодержавия, к началу 1905 года заставили правительство назначить более либерального Иллариона Воронцова-Дашкова на восстановленное Кавказское наместничество. Одним из его первых актов была приостановка конфискации для нейтрализации Дашнакцутюн [449] . Таким образом, политика конфронтации оказалась не более эффективной, чем политика задабривания.
448
Действительно, если Армянская революционная федерация раньше смотрела на церковь амбивалентно, то конфискация церковных имений объединила эти две силы, усилила национальный характер Федерации и убедила ее членов расширить свою деятельность за пределы Османской империи, в Россию. См.: Suny R. G. Op. cit. Р. 48–49; Ter Minassian A. Nationalism and Socialism in the Armenian Revolutionary Movement (1887–1912) // Transcaucasia, Nationalism, and Social Change: Essays in the History of Armenia, Azerbaijan, and Georgia / Ed. by Ronald Grigor Suny; 2nd ed. Ann Arbor, 1996. P. 166–168; Libaridian G. J. Revolution and Liberation in the 1892 and 1907 Programs of the Dashnaktsutiun // Ibid. P. 194–196.
449
«Об исполнении Высоч. утв. 12 июня 1903 Положения Комитета Министров» и «Отношение Министра Земледелия и Государственных Имуществ Сергею Ю. Витте 24 февраля 1905» // РГИА. Печатные
Нерешительность после 1905 года
Сам по себе отказ от конфискации армянского церковного имущества не мог решить основные противоречия между внутри-и внешнеполитическими приоритетами в отношении католикоса. Причины, побудившие наместника и МИД снова вспомнить о международном значении Эчмиадзина, следует искать, в частности, в переоценке российских внешнеполитических целей после неудачной войны с Японией, особенно при министре иностранных дел А. П. Извольском (1906–1910). На фоне растущей нестабильности на Балканах и проявления немецкого влияния в Турции имперское правительство старалось предотвратить «преждевременный» распад и раздел Османской империи и вместе с тем — возможность захвата проливов третьей державой, что нарушило бы статус кво . Извольский считал, что при необходимости Россия должна действовать в восточном вопросе решительно. Политические революции в Персии (1906–1911) и Османской империи (1908–1909) еще более усложняли ситуацию, и их влияние на зарубежных армян оставалось открытым вопросом. В этом контексте царские чиновники, занимавшиеся внешней политикой страны, старались не раздражать армян новыми посягательствами на права их церкви. К 1912 году Петербург даже хотел реактивизировать армянский вопрос, что было трудно, пожалуй, даже невозможно без содействия католикоса. Таким образом, сочетание факторов: меняющиеся внешнеполитические цели, политические события в Турции и Персии, назначение Воронцова-Дашкова — заставило Петербург отступить от конфронтационной политики двух предыдущих десятилетий [450] .
450
См.: Hovannisian R. G. Op. cit. Р. 233–238; McDonald D. M. United Government and Foreign Policy in Russia, 1900–1914. Cambridge, Mass., 1992. P. 101–111; Bodger A. Russia and the End of the Ottoman Empire // The Great Powers and the End of the Ottoman Empire / Ed. by Marian Kent. London, 1984. P. 76–110 (особенно с. 78–82); Davison R. The Armenian Crisis, 1912–1914 // American Historical Review. 1948. Vol. 53. № 3. P. 481–505 (особенно с. 489–490); Сборник дипломатических документов: Реформы в Армении, 26 ноября 1912 года — 10 мая 1914 года. Петроград, 1915. C. 3–6, 22 и 178; Письма И. И. Воронцова-Дашкова Николаю Романову, 1905–1915 гг. // Красный архив. 1928. № 26. С. 97–126; Somakian M. Empires in Conflict: Armenia and the Great Powers, 1895–1920. London, 1995. Р. 37–69. Об армянах в контексте политических революций в Персии и Турции см.: Ahmad F. Unionist Relations with the Greek, Armenian, and Jewish Communities of the Ottoman Empire, 1908–1914 // Christians and Jews in the Ottoman Empire. Р. 401–434; Chaqueri C. The Role and Impact of Armenian Intellectuals in Iranian Politics, 1905–1911 // Armenian Review. 1988. Vol. 41. № 2. P. 1–51; Ter Minassian A. Le rфle des Armйniens du Caucase dans la rйvolution constitutionnaliste de la Perse, 1905–1912 // Caucasia between the Ottoman Empire and Iran, 1555–1914 / Ed. by Raoul Motika, Michael Ursinus. Wiesbaden, 2000. P. 147–174.
Это не значит, однако, что правительство, и в особенности МВД, снова взялось за старую политику без изменений и колебаний. После смерти Мкртича в октябре 1907 года министр внутренних дел П. А. Столыпин вспомнил о предложении бывшего главы администрации Кавказа Голицына низвести католикоса «на степень обыкновенного духовного начальника» с ограничением района его ведомства только пределами Российской империи. Непризнание «вселенского значения» католикоса лишило бы его привилегированного положения и позволило бы правительству относиться к нему как к обыкновенному подчиненному. Столыпин также выразил беспокойство по поводу созыва католикосом собрания армян в Эчмиадзине в 1906 году для обсуждения вопроса о будущем участии народа в разрешении церковных дел. Особое опасение вызывало преобладание на собрании членов Дашнакцутюн и сочувствующих ему. «[И]скусственно восстановив в Эчмиадзине духовно-политический центр армянского народа, мы тем самым если не узаконили, то молчаливо признали за католикосом фактическую возможность объединить вокруг себя армянские партии местного и иностранного происхождения, и поэтому Эчмиадзин сделался в некоторой степени очагом революционного движения среди русских армян» [451] . Результатом было широкое обсуждение в 1908 году привилегий католикоса и отношения российского государства к его вселенскому значению.
451
РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 306. Л. 76; Дякин В. С. Указ. соч. С. 722–725, 751–752. Мкртич, кажется, согласился созвать это собрание под давлением дашнаков. См.: Libaridian G. J. Op. cit. Р. 196. Наместник Воронцов-Дашков впоследствии объяснил, что он разрешил проведение этого собрания, чтобы «благоразумные элементы» среди армян сами убедились в революционном направлении учредителей съезда, не совпадающем с интересами армянской церкви. По словам наместника, именно такой раскол и произошел, разделив революционную федерацию и духовенство. См.: Всеподданнейшая записка. С. 14–16; Официальное сообщение о причинах роспуска Эчмиадзинского съезда // Колокол. 1906. 16 ноября. № 3. С. 2. Ашджян подтверждает, что съезд действительно объявил борьбу «церкви и клерикализму». См.: Ashjian M. Op. cit. Р. 104.
Самым горячим сторонником католикоса и ориентации государства, выразившейся в Положении 1836 года, был наместник на Кавказе Воронцов-Дашков, который протестовал «категорическим образом» против предложения Голицына. Предполагавшаяся к проведению сразу после неудачной попытки конфискации церковного имущества, эта мера не могла бы реализоваться «без крайне трудной и грозящей осложнениями борьбы», и в любом случае указ российского правительства вряд ли бы заставил армян отказаться рассматривать католикоса как главу всех армян. В данный момент, по мнению наместника, нужно было постараться убедить армян в том, что они являются прежде всего российскими подданными, «а отнюдь не создавать из них снова врагов русской государственности». Воронцов-Дашков признавал, что, в отличие от глав других христианских исповеданий, католикос получает особые формы признания со стороны императора, «но для меня несомненно, что это сделано в свое время законодателем вполне сознательно, так как Верховний патриарх-католикос представляется главою целой отдельной церкви, между тем как все находящиеся в России другие высшие сановники иных христианских исповеданий, не исключая и православного, являются только начальниками отдельных епархий». Наместник подчеркивал глубокую мудрость, лежавшую в основе законодательного признания католикоса главой всех армян и настаивал на его важности для защиты русских интересов в Закавказье и на Ближнем Востоке. Если какие-либо цели в этом отношении оставались невыполненными, то причины следовало искать в репрессивных мерах правительства против армянского духовенства. Наместник предложил всего лишь одно существенное изменение в управлении армянской церковью, а именно — введение закрытой баллотировки на выборах католикоса для защиты делегатов от влияния «крайних партий» и «террора» [452] .
452
РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 830. Л. 51–56; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 306. Л. 43–45.
Проконсультировавшись с посольством в Константинополе, МИД также выступил против предложений МВД, в особенности в пункте отрицания «вселенского значения» католикоса [453] . Извольский заметил, что оно «покоится отнюдь не исключительно на постановлениях нашего свода законов», а на канонах армянской церкви. Таким образом, даже если Положение 1836 года в какой-то мере «искусственно» подкрепило это значение, «нет никаких оснований предположить, что с изменением некоторых статей свода законов это сознание исчезнет». Извольский также сомневался в причинной связи между вселенским значением католикоса и развитием армянского революционного движения. Он настаивал на сохраняющейся важности католикоса для внешней политики России, подчеркивая громадные усилия правительства после Крымской войны, направленные на поддержку духовной подчиненности турецких армян Эчмиадзину. Даже если нельзя было указать на конкретную выгоду для России от признания вселенского статуса католикоса, политика, получившая выражение в Положении 1836 года, «несомненно, способна принести свои плоды», поскольку важно, «чтобы значительная часть населения соседних провинций Турции, принадлежащая к армянскому
453
МИД также испросило мнение из Тегерана, но оно еще не было получено, когда министерство составило свой ответ министру внутренних дел.
454
РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 306. Л. 74–79 (цитаты на л. 75 об., 78 об., 78).
МВД эти аргументы не убеждали. Ссылаясь на печальное состояние армянского дела со времени выбора католикосом первого турецкого подданного в 1857 году, директор Департамента духовных дел иностранных исповеданий Всеволод Владимиров [455] заявлял, что «дезорганизация» армянской церкви достигла критического состояния. Он считал, что новые выборы предоставляли властям возможность пересмотреть если не Положение 1836 года, то во всяком случае статус католикоса. Его особые права и несменяемость следовало отменить, а отношение к Синоду «выяснить» в интересах поддержки коллегиальной формы управления. Далее Владимиров выражал сомнение в том, что признание вселенского значения католикоса правительством несет какие-то конкретные выгоды. Ввиду гораздо большего значения католикоса для армян внутри России, чем для их зарубежных единоверцев, Владимиров считал желательным уравнивание влияния этих двух контингентов на выборах. Что касалось подданства кандидатов на Эчмиадзинский престол, опыт Матеоса, Кеворка и особенно Мкртича показал, «что упомянутые лица, рожденные и воспитанные в Турции, не были в состоянии понять справедливых требований нашего Правительства и постоянно пытались применять у нас те деспотические приемы, к которым они привыкли в прежнем своем отечестве, вследствие чего не могли питать к закону того уважения, которого вправе требовать Правительство благоустроенное». Забывая, видимо, о Макарии (1885–1891), Владимиров заключил, что многие из имевшихся затруднений прекратились бы при занятии престола католикосом, знакомым с требованиями «цивилизованного государства» и знающим русский язык. Возвращаясь к логике 1883 года, директор предложил утверждать в качестве католикосов только русских подданных, знакомых с русским языком.
455
Судя по всему, этот документ был черновиком, приготовленным Владимировым для внесения в Совет министров его начальником Столыпиным. Видимо, документ отражает мнение обоих чиновников.
В то же время Владимиров прислушался к аргументам наместника и выразил готовность до некоторой степени смягчить свои требования. Он признал, что лишение католикоса внешних атрибутов патриаршей власти неизбежно было бы истолковано армянами как признак недружелюбного отношения к этой церкви со стороны государства. Он даже был готов отступиться от принципа избрания исключительно российских подданных, пока вселенское значение католикоса будет официально признаваться правительством. Но если Воронцов-Дашков считал, что методы его предшественника «революционировали армянские массы до крайней степени возбуждения», то Владимиров обосновывал строгие меры тем, что армянское духовенство «было заражено мечтаниями о практическом осуществлении идей политической самостоятельности армянского народа». Он, в отличие от наместника, не считал вопросы о школе и присяге «мелкими» делами церкви, в которые правительству вмешиваться не следовало. В конечном итоге Владимиров предложил три основные реформы, считая, что они не должны еще более радикализировать армян: 1) любой кандидат на Эчмиадзинский престол должен был владеть русским языком; 2) на выборах католикоса количество голосов российских и зарубежных армян должно быть равным; 3) отношения католикоса с Синодом должны быть прояснены [456] .
456
РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 306. Л. 2–60 об. (цитаты на л. 30 и 49).
Даже эти относительно умеренные предложения встретили отпор со стороны наместника и министра иностранных дел. Оба чиновника отмечали, что требование о знании русского языка католикосом фактически устраняет от выборов иностранных кандидатов и тем самым нивелирует вселенское значение престола. Будучи вынужденными голосовать не за лучшего кандидата, но за русскоязычного, иностранные армяне вряд ли считали бы такого католикоса вполне легитимным. Воронцов-Дашков и Извольский также возражали против каких-либо изменений в системе выборов сразу после смерти старого католикоса и непосредственно перед избранием нового. Министр иностранных дел согласился в принципе, что следует стремиться к уравновешению голосов российских и зарубежных армян, но он указал на принцип Римско-католической церкви sede vacante nihil innovatur — когда престол не занят, никаких нововведений не допускается — и предположил, что армянское духовенство с этим принципом хорошо знакомо [457] .
457
РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 830. Л. 58–62 об.; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 306. Л. 80–82 об. Министр иностранных дел Извольский раньше служил во главе дипломатической миссии в Ватикане и таким образом был хорошо знаком с католическими принципами.
Выслушав эти аргументы на своем заседании в августе 1908 года, Совет министров решил отложить любые нововведения и сосредоточить свое внимание на избрании следующего католикоса, который впоследствии мог бы содействовать наместнику в выработке изменений к Положению 1836 года. Главное достижение Столыпина заключалось в согласии Совета с его высказыванием: соображения внешней политики «не могут служить основанием, чтобы оставлять без внимания требования политики внутренней». Единственное конкретное изменение, на которое Совет согласился, заключалось в установлении закрытой подачи голосов на последней стадии выборов для увеличения свободы выборщиков [458] . По сути, МВД вынуждено было пожертвовать своей программой и получило взамен лишь смутное обещание предпринять какие-то реформы, когда обстоятельства это позволят.
458
РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 830. Л. 2–9 (цитата на л. 8 об.). Правила, регулирующие выборы, существовали отдельно от самого Положения 1836 г., и поэтому могли быть изменены относительно легко. См.: Меликсет-Беков Л. М. Указ. соч. С. 13.
С одной стороны, решение Совета отражало противоречия, сформировавшиеся за все время отношений между государством и католикосом. С другой — оно стало результатом сложившихся на тот момент противоречий между Столыпиным, Извольским и Воронцовым-Дашковым, касающихся распределения власти в государственном аппарате. Петербургская бюрократия была недовольна восстановлением в 1905 году наместничества, которое вывело из ее распоряжения закавказские дела. Преданный принципам «объединенного правительства» и критически относившийся к проармянской позиции наместника, Столыпин в целом разделял это недовольство [459] . Одновременно он разошелся во взглядах с Извольским — в данном случае, по вопросам формирования внешней политики России. Как председатель Совета министров, Столыпин решительно пытался включить внешнюю политику в свое «объединенное правительство», чтобы не допустить возникновения внешнеполитических осложнений, пока не завершилась программа внутренней перестройки. Извольский, со своей стороны, стремился решить вопрос о проливах Дарданеллы и Босфор в пользу России и создать для Петербурга возможность решительных действий на Ближнем Востоке. Когда в январе 1908 года размах планов Извольского стал очевиден, Столыпин принялся энергично отстаивать прерогативы Совета в формировании внешней политики. Однако Боснийский кризис 1908 года показал, что Извольский не принял точку зрения Столыпина и хватался за любой инструмент, позволявший ему влиять на османское правительство. Таким образом, стечение внутриполитических обстоятельств, с одной стороны, и решимость Извольского вести активную политику на Ближнем Востоке, несмотря на внушения Столыпина, — с другой, явились существенными факторами в желании МИД активно поддерживать католикоса. В той же логике Столыпин рассматривал внешнюю политику как компетенцию своего ведомства. Когда он выступал против наличия в империи «должностного лица, облеченного экстратерриториальной властью, не подчиняющегося велениям закона и открыто не исполняющего законных распоряжений Правительства», он указывал на связь между внутренней и внешней политикой [460] .
459
См., например: Кавказские дела // Колокол. 1908. 6 июня. № 685; Дякин В. С. Указ. соч. С. 48–49, 481–482, 499–504; Suny R. G. Op. cit. Р. 49–50; Исмаил-Заде Д. И. Илларион Иванович Воронцов-Дашков // Исторические силуэты / Под ред. С. В. Тютюкина. Мю 1991. С. 48–52; Письма Воронцова-Дашкова. С. 99, 112, 118–120.
460
По поводу этих сложных конфликтов см. весьма проницательный анализ Макдоналда: McDonald D.M. Op. cit. P. 111–126, 136–151; Bodger A. Op. cit. Р. 92–93. Цитата из РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 830. Л. 8oб