Консул Содружества
Шрифт:
– Замрите, – еле слышно прошептал Гусак.
Стрекошвейка нас все-таки не заметила – уж больно увлеклась расстрелом этих двоих. Это ее единственное слабое место: будучи сама невидима, она не очень-то здорово засекает цели. Особенно в боковых секторах обзора.
И все равно эта дрянь небось посреди банановых зарослей уже целое отделение положила! И уж почти наверняка расчет той самой пушки, на которой мы все сейчас сидели…
Новая туча пепла взметнулась вверх и повисла в воздухе.
А
Я чуть не ахнул, когда половина тела одного из убитых пехотинцев на моих глазах растворилась в пустоте. Разумеется, вместе с экоброней.
– Огонь, – приказал Гусак.
Он снова принял командование – и правильно. Я слова не мог вымолвить от страха. Кроме того, у меня не было опыта в таких гнилых раскладах.
Все мы выстрелили почти одновременно.
Чен выпустил гранату, я – очередь из «Сьюздали».
Жахнули плазменные пушки – Заг мгновенно перебросил стволы из прежней точки прицеливания в новую.
Не стрелял только Гусак – ему было совсем несподручно, с водительского-то места.
Зато Гусак сразу же дал «вверх» и почти одновременно «самый полный вперед».
От такого обращения машина наша недовольно зарычала. И рванула так, что я едва удержался на скользкой от тины подошве гравилафета.
Над условно поврежденной стрекошвейкой мы прошли так высоко, что едва не зацепили перекрытия эллинга.
Ничего внятного я так и не успел увидеть. Единственное – я наконец понял, почему тела убитых операторов пушки исчезли бесследно.
И еще я понял, что бывают ходячие стрекошвейки. Которые оставляют неглубокие звездообразные следы.
Во всех тактических наставлениях, выпущенных до операции на Глокке, сообщалось, что техноматы с аморфной структурой перемещаться не могут в силу специфики своих свойств. Их, дескать, тогда сразу же можно будет увидеть, воздух вокруг них засветится, исказится и «оконтурит» движущийся техномат.
Какое там! Эта стрекошвейка замечательно двигалась, была снабжена дополнительным дезинтегратором, и при этом ее ровным счетом ничего не «оконтуривало».
Если так пойдет дальше, мы проиграем войну.
За нашей спиной растекались расстрелянные из плазменных пушек ворота эллинга.
Впереди все тонуло в клубах подозрительно красной пыли, подымающейся высоко-высоко и затмевающей солнце напрочь.
По бокам без движения лежали несколько наших в расквашенной экоброне. Вряд ли имело смысл останавливаться, чтобы проверить у них пульс.
В глубокой воронке с остекленевшими краями горел танк, развернутый кормой к Копям Даунинга.
«Эге, не одни мы пытались отсюда улепетнуть», – это было первое, что я успел подумать.
«Может, хоть эта пылюка нас прикроет?» – такой была вторая мысль.
И точно. Десантный катер, до отлета которого, если верить сладчайшему голоску, оставалось девяносто секунд, находился где-то там – в недрах завихряющегося красного бурана. Либо за ним – тут милитум был бессилен что-либо подсказать, не хватало данных.
Сержант Гусак твердой, прямо скажем, деревенеющей рукой направил гравилафет ровнехонько по касательной к густым потокам летучей мути.
Мой лидар сразу же «ослеп», что, впрочем, неудивительно – мы находились внутри распотрошенной, разболтанной в воздухе горы красной глины. Твердые частички этой глины благополучно заглушили все: и лазер, и звуковой радар, и термосенсоры. И – на закуску – радиосвязь.
Единственное, что работало, – инерциальная навигационная система. Она зависела только от спидометра и компаса.
Гусак знал главное: какой курс держать, иначе сгинули б мы посреди мряки. Как, полагаю, многие другие наши товарищи.
Впрочем, кто знает? Может, к тому моменту на всем Глокке вообще не осталось живых людей, кроме нас.
Здесь, внутри пыльной бури – как потом выяснилось, искусственной, – ветер был такой, что пушка еле-еле тянула. Ее все время норовило увести вбок или утащить наверх.
Армейское – значит, отличное. Думаю, мало найдется в Галактике летательных аппаратов, которым хватило бы мощности удерживать курс в подобной болтанке.
Ну ничего. Кое-как продержались. И внезапно выскочили в кубатуру, заполненную чистым-чистым, прозрачнейшим воздухом.
Момент истины.
Мы находились внутри круга метров трехсот в диаметре. Вокруг бесновались потоки пыли, но здесь было спокойно, как в гробу.
В центр круга входила… как бы это получше выразиться… водяная труба. То есть столб из чистой воды. Столб сечением с наш гравилафет. Он уходил ввысь, насколько хватал глаз, и исчезал… честное слово, не знаю где.
Думается, в каком-то исполинском летательном аппарате, космическом водовозе, а?
Но каждая атмосфера имеет предел прозрачности, а объект этот, водовоз, находился по ту сторону этого предела. Так что видно его не было.
Кроверны накачивали Глокк водой. Своей водой.
Вот так вот. Тогда я даже подумал, что тот странный кроверн в биоскафандре и свора монстров, которые на нас напали в аварийном контуре, тоже спустились прямо из космоса по этой трубе.
Хотя трубы никакой не было. Одна лишь вода. Которую удерживало… я бы сказал – силовое поле… сказал бы, если б сам себе верил.