Консул Содружества
Шрифт:
Мне представить просто страшно, какая для этого нужна энергия. Да Фратрия, местное солнце, столько за месяц не нажигает, вот что!
Все оставшееся место между стенами из пыли и трубой было занято. Во-первых, конусами цвета оловянной бронзы, расположенными в вершинах правильного шестиугольника. Во-вторых, наполовину вылезшими из земли червь-танками.
Червь-танков было не меньше дюжины.
Рядом с ближайшим из них я успел заметить раздавленный корпус десантного катера земной модели.
Широкое
Вот такая картинка. Вот все, что я увидел и запомнил.
Не спрашивая «А можно ли, сениор Серж?» и даже не предупредив о своей придури, Заг перебросил стволы влево и всадил в эту химерическую трубу добрую порцию плазмы…
Хорошо, что труба была водяная, а не медная, еханый осел.
Есть такие системы – динамически стабильные. Например, юла. Стоит себе, стоит, пока крутится. Крутиться стала медленнее – и упала-покатилась.
Не знаю, что мы там кровернам сломали, но эта трижды драная водяная труба явно представляла собой динамически стабильную систему. А от выстрела Зага всей стабильности пришел каюк.
Гусак успел увести наш гравилафет из-под надвигающегося фокуса нейтронного бластера, когда хлынул настоящий ливень.
Вперемежку с градом.
Вперемежку со снегом.
Вперемежку с ледяными глыбами и потоками жидкой грязи.
Вода из разрушенной силовой трубы выпадала в том виде, какой более приличествовал температуре на той высоте, на которой ее застала катастрофа. Вдобавок влага местами перемешалась с пылью, которую, похоже, технологическое колдовство кровернов тоже подняло до самых стратосферных высот.
Наша пушка рванула прочь. Заг орал как резаный – сперва его окатило потоками ледяной воды, а потом накрыло градом.
Градины, к его счастью, были не очень крупными – с ноготь. Зато твердыми, как гранит: в них вмерзла глиняная пыль.
За нами погнались – как не погнаться? Да только в таком бардаке видимость была еще хуже, чем на дне черной дыры!
Все кончается – и слава богу.
Кончается даже самое плохое.
Свежий воздух открыл нам свои объятия, показал солнышко и новую картинку.
Вот она, «Малая зона Е»! Вот она, родная!
Радость моя сгорела, как архаическая серная спичка, – ее хватило на две секунды.
Вместе с ней погасло солнце, и нас нагнал шквальный ливень. Буйство имени Разрушенной Водяной Трубы продолжалось.
Большой танкодесантный планер на двенадцать машин со все той же эмблемой «Крестоносцев». Вокруг него – уничтоженная в полном составе танковая тетрария. Все машины разбиты однотипно, ударами с воздуха. А может, и из космического пространства.
А дальше – целое кладбище. Насколько хватает глаз.
Мне плакать захотелось. Выть – так, чтобы кишки вывернуло через уши.
Еще сгоревшие танки. Наши, пехотные, десантные катера. Ротный радар, перерубленный пополам потерявшим управление обгоревшим гравилафетом.
Людей – довольно мало. Видимо, в отличие от тяжелой техники, они либо не смогли выбраться из Копей Даунинга, либо так и не получили приказа об отступлении. И все – мертвецы.
Раскуроченные эвакуационные танковозы, которые должны были забрать тяжелую технику обратно на транспорты. Раз их успели сюда прислать, значит, полагали, что операция завершена, сражение выиграно…
Дьявол, да что же здесь произошло, пока мы торчали под землей? Как кроверны смогли прорваться в зону высадки?! Куда смотрела Седьмая эскадра?
Но главное: нигде, насколько хватал глаз, не было и намека на работающий, целый, способный утащить наши геройские задницы прочь с Глокка десантный катер. А ведь, судя по силе сигнала и пеленгу, он находился где-то в радиусе двухсот метров! Едва ли не на том самом месте, где торчал громоздкий танкодесантный планер.
Неужели ловушка?!
Я мог бы подумать об этом сразу!
– Пушку на грунт! – приказал я не своим голосом. – Чен, за мной! Сержант Гусак, если мы не вернемся – поступайте по своему усмотрению.
О, это одна из величайших глупостей, какие я говорил в своей жизни! Можно подумать, были какие-то особые варианты и связанные с ними «усмотрения»!
Вариантов было ровно два: пустить себе пулю в лоб или попытаться сдаться в плен. Второй вариант был в конечном итоге равносилен первому.
Ливень не утихал. Когда мы с Ченом достигли танкодесантного планера, я оглянулся. Гравилафет полностью растворился в серой невнятице.
«До отлета осталось двадцать секунд», – сообщил милитум катера-невидимки.
Если здесь притаилась стрекошвейка – чего ты ждешь, стерва? Ну, стреляй, пришивай!
– Сениор, а вот и он, – сказал Чен.
Остроумно. Я, может, и не догадался бы. А Чен не поленился проверить.
Аппарель танкодесантного планера была полуприкрыта. Содержимое его вместительнейшего брюха с земли не просматривалось. Но мне, слишком умному олуху, и без того было ясно, что там ничего нет и быть не может.
Потому что планеры делают рейсы только в один конец.
Они доставляют тяжелую технику на планету. После этого о планере забывают. Он больше никому не нужен, ведь своим ходом в космос выйти уже не может – на то и планер.
Если технику после боя нужно с планеты забрать, это делают другие специализированные катера-эвакуаторы.
Неудивительно: в Генштабе давным-давно подсчитали, что в среднем на поле боя не выживает и половины тяжелой техники. То есть «доставить танки» и «забрать танки» – две большие разницы.