Контрольный выстрел
Шрифт:
Я подошел к нему и принялся рассматривать рану. Как оказалось, пуля прошла по касательной, лишь чиркнув черепную кость. Таким образом, шеф получил небольшую контузию. Тот самый случай, когда много шума из ничего. Крови море, а толку... Что я такое говорю?! Есть толк! Он ведь жив остался!
Сбегав к машине, я притащил аптечку и наскоро перевязал Вадика и себя.
– Ссышь?
– спросил я его, когда мы сидели и пили нашу добротную русскую водку, празднуя свое второе рождение.
– Честно?
– Честно.
– Ссу.
– Правильно
– В первый раз слышу.
– А я знаю.
– Откуда?
– От верблюда.
– Шутишь все...
– На полном серьезе.
И я рассказал Вадику историю десятилетней давности, происшедшую со мной и гвардии лейтенантом Коноплиным на Афгано-пакистанской границе.
– Так ты чё, в Афгане служил?!
– удивился Вадик.
– Воевал, - уточнил я.
– То-то я смотрю - борзый.
– Ты что-то имеешь против?
– Да нет, - махнул рукой Вадик и налил себе еще водки.
– Что дальше делать думаешь?
– спросил я.
– Все-таки попытаюсь договориться с Лариской.
– Поражаюсь твоей тупоголовости!
– не выдержал я.
– Неужели тебе до сих пор не понятно, что Лариска эта - мокрощелка драная! Над всей заморочкой стоит Витек Конопля. А он теперь с тобой разговаривать не станет. После того, что произошло.
– Что ты предлагаешь?
– На мой взгляд, отступать некуда. Оставайся для Конопли и Лариски мертвым. Я постараюсь кое-что разузнать. Одно знаю точно: пронюхают они, что ты выжил, добьют.
– А ты?
– Я - другое дело. Всего лишь твой халдей. И к тому же Конопля пока не знает, что я - это я.
– Ну а цель? Конечная цель?
– Сдается мне, что пошла жесткая игра.
– Собираешься их убить?
– Дурак ты, Вадик. Человек не муха. Подумаю, как обойтись без этого. А тебе на время лучше исчезнуть.
– Куда же мне деваться?
– Найдется местечко, - сказал я.
– А пока что дай все координаты этой Лариски. Ты ж с ней какие-то договора заключал.
– Да-да, конечно!
Ну, не идиотская работа?!
Я привез Вадика на квартиру к Сашкиной матери. И Сашка с нами была. Сижу на кухне за столом, бурчу себе под нос:
"Крыса-крыса-крыса Ты моя Лариса!.."
– Что за Лариса?
– ревниво спрашивает Сашка.
– Мразь поганая и садистка, - отвечаю и чувствую, что Сашкина ревность отступила.
– Расскажи, - говорит.
А рассказывать не хочется. Лариска напомнила мне прапорщицу-контролершу из учкудукской зоны. Есть там одна такая погань...
Она уже пятнадцать лет служила в исправительно-трудовой колонии. Другой работы для себя не мыслила, потому что ее мать с отцом также всю жизнь свою отдали колонии, верно служа идеям Железного Феликса.
Злые языки трепали по баракам ИТК, что она была слаба на это дело. В смысле, на мужика. К тому ж тянуло ее в большей степени на заключенных - урки голодные и смелые в проявлении своих физиологических желаний. А похотливая прапорщица частенько "ныряла" в промзону к расконвоированным, "манту-лившим" остаток срока на добыче угля. Обворожить для этих целей кого-либо из сослуживцев не удавалось - природа не наделила ее даже мало-мальски привлекательной внешностью, а шрам на шее, полученный от удара зэковским ножом, просто уродовал. Контингенту же, плотно населявшему территорию колонии, было наплевать с голодухи на внешние данные одичало-страстной контролерши. Постелью в таких случаях нередко служили угольные карьеры и подсобки для инвентаря.
Плотская одержимость - не единственное, чем отличалась потомственная тюремщица. Обитатели зоны слагали о ней жуткие легенды, леденящие кровь самых отпетых рецидивистов.
Говорили, что Витьку Скрипача, известного всему Уралу карманника, прапорщица заживо сожгла в топке центральной котельной за то, что он отказал ей в ласке. А подругу Порика, кавказского вора, приехавшую к мужу на свиданку, выследила на обратном пути и пристрелила. Лева Шайба, отбывавший третий срок за вооруженный грабеж, попал в "шизо" за "отрицаловку". Прапорщица прямо в камере перетянула ему "хозяйство" капроновым шнуром и изнасиловала до смерти.
Никто ничего не выяснял и не доказывал. Пропал "зэка"? Да и хрен с ним! Мало ли их гибнет по лагерям и тюрьмам великой советской Родины!
Крепко пила. Благо, добра этого хватало. По сути трезвой прапорщицу можно было увидеть лишь два раза в год, когда личному составу устраивался строевой смотр и к ним в глубинку приезжало высокое большезвездное начальство из Ташкента. Остальное же время пожирали сивушные будни в царстве клопов и колючей проволоки.
Конечно, Лариска - красавица, можно сказать, а та прапорщица - уродина. Но внутренняя суть одинакова. В глазах Лариски отчетливо читались жестокость и презрение ко всему окружающему. И прапорщица тоже частенько о тела избитых зэков ноги вытирала...
– И что теперь делать?
– прервал мои горестные воспоминания Вадик.
– Снять штаны и бегать, - ответил я.
– А если серьезно, то сиди здесь и никуда не высовывайся. Нет тебя ни для кого. А я постараюсь слух пустить, что тебя сегодня замочили.
– Ну ни черта себе!
– возмутился Вадик.
– Иначе подохнешь от пули Конопли, - нарисовал я ему перспективу.
Был уже поздний вечер. За день мы все здорово передергались, и мне лично хотелось спать. Сашкина мать постелила мне и ей (Сашке) в отдельной комнате. Вадика уложили в кухне на раскладушке. Не очень удобно. Потерпит.
Вырубился я мгновенно, не обращая никакого внимания на приставания своей пылкой возлюбленной. И снилась мне ночью всякая чушь.
– Ма-а-а-ма-а!
– кричу я и просыпаюсь в объятиях любимой Сашки.
– Женька! Что с тобой?!
– встревоженно спрашивает она и целует меня в лоб, как ребенка.- Ты весь мокрый. И так кричал во сне!
– Кошмар приснился, - объясняю, вытирая потный лоб.
Может, ну ее на фиг, такую работу?
Нет, вначале нужно разобраться с Коноплей. А то еще чего доброго он со мной разберется.