Контрразведчик на Западенщине. Генерал КГБ вспоминает
Шрифт:
Переехав во Львов, первым делом вместе с боевыми побратимами-фронтовиками, Степаном Брехуновым и Иваном Карелиным, закончил курсы бальных танцев, получив от преподавателя – балерины Кохановой соответствующее удостоверение.
Наиболее тесная дружба в это время продолжались с капитаном Галабурда Всеволодом Александровичем (1921–2006). Она была настолько искренней и взаимно преданной, что сохранялась в течение всей его жизни. Обусловлено это было не только тем, что в дивизии он прославился своим героизмом на войне, но и отличался привлекательной внешностью «женского сердцееда», неотразимой симпатией и манерой ухаживания; высокой культурой и образованностью. Во всем сказывалось аристократическое влияние его матери – Веры Львовны, бывшей жены царского генерала. В период Великой Октябрьской Революции, он перешел на ее сторону и затем занимал пост начальника Минского гарнизона. Вера Львовна в бытность мужа полковником, неоднократно бывала на царских балах, ежегодно устраиваемых для полковников, поскольку сам царь имел тоже это звание. Видя, как мы болтаемся по танцам, беря при подготовке к ним на грудь по 200 граммов фронтовых для храбрости, она выговаривала нам: «бухарики,
Убедительными ее увещевания становились еще и потому, что в то время Львов был поражен заболеванием туберкулеза. В городе, немногим превышающим 300 тысяч жителей, функционировало 16 тубдиспансеров. При входе в них красовались стенды: «Туберкулез излечим» (иногда остряки дополняли это вопросительным знаком). Приглашаешь на танцах девушку, а у нее руки мокрые от пота и тебя, как током, бьет мысль: «больная туберкулезом». Может быть это и не так, но уже, кроме чувства брезгливости, другого не возникает.
Внемля голосу разума Веры Львовны, все отчетливее понимал справедливость ее упреков. И вот 7 ноября 1946 года на праздничной вечеринке у старшего оперуполномоченного майора Бугаева нашел с первого взгляда свою любовь в моей Ниночке Назаровне, участвовавшей в застолье как соседка, приглашенная для знакомства и последующего сватовства ее оперуполномоченным нашего отдела капитаном Сасовым. Сватовство состоялось, только не с его стороны, а с моей! 14 января 1947 года, в день ее двадцатилетия, мы вступили в законный брак. Выражая свое полное удовлетворение примерно прожитыми вместе годами, спустя 63 года, без преувеличения, могу выразить свою признательность следующими словами: «Я дарю тебе себя, я дарю тебе себя, и дороже ты не знал подарка».
По службе, к моему счастью, хорошо складывались отношения с новым начальником Иваном Семеновичем Ходченковым. Прибыв из отпуска, передал ему через шофера домашние гостинцы: полуторалитровую баночку розовато-красного варенья из душистых и сладких ягод земляники (повсеместному летнему дару благодати в Западной Сибири) и кусочек вяленой баранины (сушится на солнце на открытом воздухе для массовой заготовки впрок на длительную сибирскую зиму и подается к столу в виде строгонины). Зайдя к Ивану Семеновичу, сказал ему о переданном шоферу подарке для него и попросил: «Отнеситесь к этому, как к совершенно бескорыстному поступку моих родителей, искренне желавших поблагодарить Вас за то, что предоставили мне отпуск в нужное время, когда смог помочь им заготовить сена для скота и дров на долгую сибирскую зиму, да еще и помочь немного колхозу по уборке урожая». Иван Семенович проявил пытливость и пришлось ему подробно рассказать о том, как на покосе обливался потом и выпивал в день по три литра кваса, как при коллективном выходе всего села на уборку пшеницы, «стал на ручки» вторым, за председателем, бывшим фронтовиком Федором Ткаличем, не дотянул до обеда, окончательно выдохся и умышленно, зацепив за землю, сильным рывком оторвал полотно косы вместе с грабками (спецприспособление к косе для уборки зерновых), поскольку дед Рожко «наступал на пятки» и переносить дальше нестерпимую досаду уже не мог и ушел на ремонт, а там и подоспел обед. Так, почти незаметно, под благовидным предлогом, ушел с поля битвы за урожай, не сдавшись деду Рожко, чего он очень хотел добиться, отдавая все силы. Иван Семенович поддерживал разговор в хорошем настроении, с уместными шутками и своей осведомленностью в крестьянском труде.
И. С. Ходченков
В заключение я передал Ивану Семеновичу письмо от отца, предупредив, что отец отказался ознакомить меня с ним, заявив: «Ты можешь с чем-то не согласиться, поэтому всю ответственность за содержание беру на себя. Я думаю, что твой начальник не обидится на старомодного писаря бывшей земской управы». И. С. Ходченков, прочитав письмо, добродушно заметил, что написано оно хорошо, в старом стиле титулованной тональности, унаследованной от «ваше высочество», но уже в духе современности, без низменных преклонений. В общем, обошлось все хорошо. Мой дальновидный батяня знал житейские мудрости, поэтому был уверен, что своим письмом к начальнику вреда не принесет, а повысить благосклонность ко мне может. Так оно и получилось. Не только служебные, но и личные вопросы с ним решались без затруднений. Положительно был рассмотрен рапорт о намерении вступить в брак с Ниной и после ознакомительной беседы с ней, рапорт был направлен в отдел кадров УКР МГБ округа с приложением полных данных на всю ее родословную для проведения полной спецпроверки. Брак можно было оформлять только после положительного заключения по ее результатам. В случаях же отрицательного вывода, прощай, любовь или органы. У нас обошлось так, как и должно было бы быть, исходя из пролетарского происхождения моей достойной спутницы, ставшей верной боевой подругой на всю жизнь. Ивану Семеновичу она понравилась, и он после беседы с ней сказал мне: «Молодец, думаю, что выбрал хорошую девушку». После того, как мы оформили брак и он узнал о уже прошедшей нашей свадьбе (как прошла в самом узком кругу, было ранее сказано), в один из рабочих дней предупредил: «В воскресенье мы с Марией Ивановной (женой) придем к вам домой на обед, чтобы отметить создание новой чекистской семьи». Хорошо подготовленный Ниночкой (умолчали, что в этом участвовала ее сестра Рая, прошедшая войну фронтовым шеф-поваром, мастерица кулинарии на все руки) обед прошел с откровенными похвалами в адрес молодой хозяйки – в абсолютно непринужденной обстановке, с теплыми, нравственно-изысканными тостами двух литераторов с высшим образованием (ВУЗ окончили вместе), тактично наставлявших нас на преданную
Против «ночной власти» бандеровцев
7 октября 1947 года приказом начальника Управления контрразведки МГБ СССР Прикарпатского военного округа генерал-лейтенанта И. Т. Салоимского я был назначен оперуполномоченным ОКР МГБ СССР 24-й мотострелковой (преобразована из стрелковой только что) железной дивизии. Забегая вперед, считаю своим долгом с глубочайшей признательностью отметить, что И. С. Ходченков, добившись этого назначения, стал для меня высокопрофессиональным учителем в повышении чекистского опыта, в планировании, организации и исполнении комплексных мер, рассчитанных на конкретные результаты в обеспечении государственной безопасности принятых мною в оперативное обслуживание батальонов 7-го мотострелкового Прикарпатского, ордена Суворова 3-й степени полка.
Иван Семенович отличался редкими для руководителей органов особенностями: открытый характер, дружелюбный и общительный, человек большой душевной доброты, всегда опрятно одетый чистюля (в гимнастерках подшивал не только безукоризненно белый подворотничок, но и обшлага рукавов), а вместе с тем по-фронтовому решительный, мужественный и волевой, пунктуальный и требовательный в исполнении по службе, обеспечивая хорошо отлаженную систему контроля за исполнением основных мероприятий. Причем, избрав постоянно смущавшую меня тактику подхваливания, при подведении итогов работы за месяц всегда приводил примеры моих отличий как молодого оперработника, пристыживая «корифеев». Дело доходило до того, что неотработанное как положено полученное мною донесение он полностью исправлял и опять-таки приводил меня в пример. В результате я сидел, понурив голову от незаслуженной похвалы и делал вывод: в дальнейшем так поступать нельзя, а остальные прижатые стыдом, сознавали, что поверхностные подходы в серьезной работе недопустимы. Авторитет отдела контрразведки дивизии с приходом И. С. Ходченкова стал в скором времени приводится в пример старшими начальниками, как лучший по результатам работы.
Командиром 7-го мсп был полковник Иван Фомич Помазков. Представляя его мене, И. С. Ходченков особо подчеркнул, что он героически вступил в войну с гитлеровцами в первый ее день, так как был начальником погранотряда, и прошел ее до конца с достойными победами. Отметив, что Иван Фомич имеет опыт агентурно-оперативной работы, попросил его помогать мне по-отечески, подчеркнув: «Делить вам нечего». И сразу же вместе они дали подробный инструктаж по особенностям той работы, к которой мне предстояло преступить немедленно, поскольку полк выходил на расквартирование во множество населенных пунктов Львовской области для обеспечения охраны избирательских участков, созданных в связи с подготовкой к первым послевоенным выборам в Верховный Совет СССР. И. Ф. Помазков заявил: «В Ваше распоряжение выделяются два отделения взвода разведчиков на грузовой автомашине и легковой газик для Вас в интересах обеспечения личной безопасности при личных передвижениях по участкам в плановом порядке, а также по срочным вызовам в случаях каких-либо проявлений со стороны бандеровских бандитов, которые в это время пытаются активизировать свою подрывную антисоветскую деятельность». Поскольку основные усилия по срыву их враждебных замыслов по выборам возлагались на местные партийные органы и территориальные органы МГБ, то предполагалось вместе с командирами гарнизонов отработать и обеспечить постоянную надежную связь с ними, в том числе по радио, с помощью сигнальных ракет и т. п. Вот так из уютного кабинета да опять в поле, почти во фронтовую обстановку. Положительным в этом было то, что открывались более упрощенные возможности круглосуточно поддерживать связь с личным составом, по хорошо известному мне фронтовому опыту П. И. Китина, быстро восстановить связь со своими негласными помощниками и с каждым отработать двустороннюю связь, обеспечивающую возникающую в ней срочность и конспирацию. Нелегкое это дело, требующее изобретательной системы, взаимной осторожности и дисциплинированности.
При расстановке негласного аппарата учитывались, прежде всего, все предшествовавшие особенности формирования 7-го полка как пехоты – царицы полей. Поговорка гласит: «Матушка пехота – служить в тебе охота». На самом же деле чаще проявляются противоположные подходы: отобрали все лучшее, в основном по образованию и внешним данным, в артиллерийские, танковые, саперные и другие спецчасти, остальных отправили в пехоту, поэтому бытует и вторая поговорка: «Дальше пехоты не пошлют». Как правило, пехотные батальоны отличались более низким уровнем образования личного состава. А поэтому весьма ограниченными были возможности подобрать в негласные сотрудники человека с неполном средним, а тем более со средним образованием, чтобы подготовить из него настоящего помощника, способного выполнять вытекающую из различных обстоятельств нужную роль.
Так вот, из прошлых формирований полка личным составом выделялось:
Во-первых, то, что полк участвовал в освобождении от фашистской оккупации города Черновицы (Черновцы), приказом ВГК от 18 апреля 1944 года ему присвоено почетное наименование «Прикарпатский» и там проведен значительный призыв его пополнения. Из западных областей Украины пополнение продолжало поступать и в дальнейшем, в ходе участия полка в Львовско-Сандомирской операции;
Во-вторых, после окончания войны из фильтрационных пунктов прибыло более двухсот призывников-репатриантов из американской зоны оккупации Германии, разной национальности, но большей частью русские и украинцы.