КОНУНГ
Шрифт:
Перед Бьеорк–фьордом лежали земли свободного ярла Кара Толстого. Косматый подослал тайно к бондам Кара своего херсира Олева.
Олев встретился с бондами в условленном месте, попросив их прийти с кубками. Бонды пришли, но недобро посматривали на Харальдового посланника, а один из них, Сверг, встал, схватившись за свой пояс, и сказал надменно:
– Никогда еще эти места не видели, чтобы наши люди склоняли свои головы перед всякими самозванцами, пришедшими из Упланда, пусть даже ныне и могущественными! К тому же, откуда знать, может быть, ярл Бьеорк–фьорда возьмет верх не сегодня–завтра над Харальдом?
Олев сказал:
– Бьеоркский ярл
Сверг воскликнул:
– Харальд отрезает груди женщинам и не брезгует убивать старух!
Олев заметил:
– Я слышал, женщины здешних мест весьма плодовиты. Не одна ли из них была кормилицей самому Ауну? Каждая еще сможет выносить и выкормить с десяток будущих воинов. Если, конечно, здешние бонды поведут себя благоразумно.
Бонды смолчали, а Олев сказал, хлопнув в ладони:
– Вижу, что вы захватили с собой кубки, как я и просил, — это добрый знак. Ведь я привез с собой то, что щедро питает любое благоразумие.
Все тот же Сверг сказал:
– Никогда я не слышал, чтобы от вина, которое приготовил нам конунг, голова становилась ясной!
Олев ответил:
– От такого вина наполнится мудростью даже младенец. Не сомневаюсь, что головы ваши прояснятся.
С этими словами он насыпал из своего мешка в каждый поставленный перед ним кубок драгоценные камни и серебряные монеты.
Бонд по имени Дальв, быстро сообразив, что к чему, пощупал свою голову и воскликнул:
– Вот беда! Не совсем еще она прояснилась.
Олев кивнул и наполнил его кубок доверху.
Бонд Сверг остался верен своему ярлу, он перевернул кубок, монеты покатились по столу.
Олев сказал:
– Нужно быть последним глупцом, чтобы выплеснуть столь божественный напиток. Что же, ты сам выбрал свою судьбу.
Сверг ответил посланцу Харальда:
– Моей судьбе позавидует любой честный человек.
И вышел из дома, в котором они собрались. Когда Сверг выходил, то бонд Эдвальд догнал его и сокрушаясь произнес:
– Что же делается такое среди людей фьордов! Поистине, серебро Харальда — это подарок Адвари, и не будет от него добра!
Сверг посмотрел на Эдвальда и заметил:
– Не оттого ли ты сокрушаешься, что единственный из нас не захватил с собой кубка? Возьми тогда мой, мне он уже будет не нужен!
И Эдвальд поспешно вернулся к остальным, а Сверг не успел с крыльца спуститься, как люди Олева ударили его ножами в спину. Кровь пошла у него горлом, но он успел сказать, захлебываясь ею:
– Вот истинное вино сына Хальвдана!
Что же касается дел в Бьеорк–фьорде, то в один день викинги, не занятые на строительстве дракона, развлекались неподалеку: метали копья в сухую сосну и бились на кольях и деревянных мечах. Не занятые в игре подбадривали удальцов и спорили, кто из них ловчее и удачливее. Однако Рюрик даже не смотрел в их сторону, а следил за тем, как ловко работает Корабельщик. Рунг тогда сказал, ненадолго отрываясь от работы:
– Слышал я, в детстве интересовался ты городами и совершенно измучил Отмонда, заставляя его рассказывать тебе об Асгарде?
Рюрик ответил:
– Византийский правитель показывал
Мастер посмотрел на свой топор, потом на ярла и сказал:
– Кто знает. Хоть твои руки и привыкли к секире, вижу, не без интереса следишь ты за моей работой.
Рюрик сказал:
– В этом нет ничего удивительного. Мои люди с удовольствием наблюдают за твоим ремеслом.
Рунг ответил:
– Не сомневаются твои викинги, что при помощи этого корабля они многих лишат жизни или оставят нищими. Так что интерес интересу рознь. Но что касается тебя, то хотелось бы мне верить — не случайно ты передо мной топчешься.
Рюрик сказал:
– У меня много других забот.
Рунг ответил:
– Это не повод, чтобы забывать о клятве, пусть даже детской. Вот только о чем хочу предупредить тебя, если когда–нибудь все же задумаешь строить Асгард: здесь не место для подобных замыслов. Начнем с богов: Один и Тор обманули того, кто возвел им город на вершине Иггдрассиля, вот почему им самим недолго осталось пировать в чертогах. Дед твой также обвел вокруг пальца бывшего здешнего правителя — выманил Астрима из фьорда и убил его, лишь бы завладеть этим местом. Сигурд хорошо знал — гора Бьеорк будет охранять и его самого, и его потомков, потому что никто не отважится сюда сунуться. Конечно, все здесь прославляют до сих пор хитроумие и смекалку Сигурда, точно так, как радуются Одину, в свое время ловко обманувшему великана. А ведь тот пришел к асам не с палицей, а с гвоздями и скобами и честно выполнил договор. Вот почему я уверен: нет никакого толку возводить здесь что–либо стоящее, ибо эта земля пропитана обманом и люди ее ни о чем не думают, кроме как о собственной выгоде. За примером далеко и ходить не надо — оглянись только на своих удальцов, которые с утра до ночи тем развлекаются, что мечут копья и от души дубасят друг друга. Так что ярлу, мечтающему о настоящем Асгарде, надобна иная земля.
Рюрик ответил:
– Любая земля берется мечом.
Рунг вот что сказал:
– Устал я отвечать всяким недалеким мужланам: мечом не поставить надежную каменную кладку и не возвести стены, которых не коснется Рагнарёк. Для вечности нужен иной раствор.
Ярл спросил:
– Что ты хочешь этим сказать?
Фергюнсон сказал:
– Только то, что Строителя приглашают, а не является он, подобно рыскающему в ночи волку.
Рюрик воскликнул:
– Речи твои многомудры, и приходится мне часто задумываться над тем, что ты хотел сказать. Ты же не утруждаешься растолковать их.
Рунг сказал упрямо:
– Земля здешних фьордов тесна для истинных замыслов!
Рюрик ответил:
– Если это и правда, что толку в том, что ты сейчас мне говоришь? Бьеорк–гора держит меня за горло и не выпустит, хоть куда от нее беги. Хоть на край света.
Мастер ответил:
– Возможно, так оно и будет всю твою жизнь. А возможно, все изменится. Что ты тогда станешь делать?
Ко второй весне на носу Большой Птицы Рунг искусно вырезал орлиную голову; она смотрелась грозно, из открытого клюва высовывался узкий язык. Викинги Рюрика потирали руки, вот только Визард не радовался, хотя никто не сомневался, кого поставит ярл за руль Птицы. По мере того как корабль успешно строился, кормчий все больше мрачнел. Наблюдая за тем, как часто теперь сын Олафа находится возле того корабля, он сказал Гендальфу: