КОНУНГ
Шрифт:
– Все это не к добру! О чем там ярл разговаривает с Рунгом, нам неизвестно, но чувствую — не будет из этого никакого толку!
Гендальф, согласившись, ответил, что хоть Рюрик и герой, и скальд, и складывает великолепные висы, но и ему, Гендальфу, сдается, что ярл намерен возвратиться в детство, ибо постоянно он в последнее время заводит разговор о крае Мидгарда. А ведь только будучи малым ребенком интересовался он всякими небывальщинами! Если действительно Рюрик надумал отбыть туда, то это безумие, на которое не способен был даже Инвар Разоритель Гнезд, — а уж Инвар остался в памяти как известный бродяга, которому на месте не сиделось. Даром, что он в конце концов сгинул.
Визард еще больше встревожился, когда услышал об этом, и поспешил к ярлу. Кормчий спросил Рюрика с большой тревогой:
– Интересно знать, куда направишь ты Птицу, когда все завершится? Сдается мне, что замыслил ты не дело и пошел на поводу у человека, о котором известно что говорят во всей Норвегии.
Ярл спросил:
– Чего же ты от меня хочешь?
Визард сказал:
– Хочу, чтобы такой храбрец, как ты, спустился на землю, — и чем раньше, тем лучше. Ибо под угрозой уже наша свобода!
Рюрик тогда взялся за свое:
– Скажи, Визард, как могут быть свободными сделанные из глины?
Визард не сдавался — он уже не раз слышал подобные речи от сына Олафа:
– Раньше я говорил твоему отцу, что нужно помириться с Рунгом, ибо он самый лучший мастер в Норвегии, но теперь все бы отдал за то, чтобы не принимался он за строительство. Ибо, зная его упрямство и то, что он давно не в себе, предположу, что Рунг все–таки добился своего и заключил с тобой сделку. Вот только ты никому не говоришь об этой сделке — а ведь опасно оставлять всех в неведении. Сдается мне, что не к Харальду замыслил ты отправиться с таким кораблем, — а ведь твои викинги не простят тебе этого.
Рюрик ничего не сказал и кормчий продолжил:
– Кроме того, как может тот, кто победил мертвеца, считать себя сделанным из глины и говорить всякую подобную чушь? Ведь все знают: схватиться с нечистью — достойнейший подвиг, который только может совершить храбрейший. И отец твой, и дед, без сомнения, гордились бы тобой. Прошу об одном — очнись. Или, по крайней мере, всем объяви, что ты собираешься затевать.
Рюрик сказал:
– Об этом я объявлю позднее. Довольно с тебя.
Он дал понять, что не потерпит дальнейших расспросов, и по–прежнему дни проводил там, где строилась Птица.
Рунг со своей стороны не раз напоминал бьеоркскому ярлу:
– Надеюсь, ты не собираешься изменить данному слову? Я, как видишь, помню о своем.
Этот Фергюнсон всю душу вкладывал в работу. Было непонятно, когда он спит и что ест, здоровые работники валились с ног, но неумолимый Корабельщик всех торопил. И вот пришел день, когда поставили Птицу на катки. Поглядеть на это зрелище пришли со всех хуторов Бьеорк–фьорда: воинов, бондов и прочих зевак оказалось полным–полно. Когда Стейв из Тенистой Лощины — самый длинный человек в Бьеорк–фьорде — подошел к Птице и встал рядом с килем, то вытянутой рукой не сумел дотянуться до края борта. Для викингов же было одно удовольствие наблюдать за постройкой или принимать в ней участие. Они удивлялись мастерству Рунга и в один голос говорили, что с таким кораблем Рюрик завоюет любые земли и не страшен им теперь и флот Харальда Косматого. Они продолжали славить решительность Рюрика Молчуна и готовились к походу. Стеймонд Рыжеусый и Сторольв Хитрая Щука уже не скрывали, что утомились от долгого сидения. Все гадали, куда пойдет Молчун за добычей после того, как будет покончено с Харальдом — в Ирландию или в Италию — а в том, что корабли саксов, а также корабли Кнута Норвежца, который в то время охранял ирландцев с моря, не устоят против них, никто из берсерков не сомневался. Все славили хитроумие Рюрика, сумевшего договориться с таким упертым бараном, как Фергюнсон, и были уверены — Молчун обвел вокруг пальца выжившего из ума старика. Вот потому–то ярл так долго и отсиживался во фьорде! Здесь он проявил себя как достойнейший сын своего отца и только выиграл. Так что удальцы руки потирали. Только Визард ходил как в воду опущенный.
Когда Птицу спустили на воду, случилось то, чего больше всего кормчий и боялся: бьеоркский ярл всем объявил, что собирается отправиться на край света, по которому проходит конец океана и куда не забирался даже Инвар. Он самым серьезным образом заявил воинам и бондам, что хочет заглянуть в пасть Ёрмунганду. И сказал также, что только на таком условии Рунг согласился построить столь великий корабль, и он, Рюрик, как сын Олафа, не может нарушить данного слова. А посему те, кто пожелают, пусть отправляются вместе с ним за Исландию дальше на Север, неизвестно куда и неизвестно зачем.
Как только викинги услышали это, многих точно молния поразила. Точно их ударил своим молотом Тор — вот как они были потрясены. Они отказывались поначалу верить, некоторые из них кричали:
— Когда это было выгодно, Олаф нарушал данное слово!
Но Рюрик явно не шутил. Наконец даже отъявленным тугодумам стало окончательно ясно: самый храбрый ярл в Норвегии всерьез заболел. Многие тотчас объявили Рюрика Молчуна спятившим, и Лосиный Мыс взволновался; неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы все не помнили, что Рюрик — победитель Свенельда и герой, каких мало.
Однако первым, кто увел свои корабли с Лосиного Мыса, был Сторольв Хитрая Щука, прежде клявшийся ярлу в самой преданной дружбе. Он всегда держал нос по ветру, чувствовал себя обманутым и сказал своим людям, что теперь уж точно Харальд завоюет всех норвегов, и, пока не поздно, пора направиться в Исландию. Многие известные викинги также начали готовить корабли к отплытию. Они плевались и говорили, что если бы только знали, что сын столь известного и хитроумного человека докатится до такой глупости, то не стали бы иметь с ним никакого дела. И говорили также, что им стыдно за себя, — Молчун водил их всех за нос, а они даже и представить себе не могли, что у бьеоркского ярла так далеко зашло дело с головой. Все они теперь горько сокрушались, что потратили зря драгоценное время, не сомневались в победе Косматого и думали лишь о том, как спастись. Они очень торопились.
Визард не скрывал горечи, видя, как погибает дело Олафа. Он не уставал упрекать ярла:
– Ты забыл о словах отца, Рюрик, и вскоре об этом пожалеешь. Беда всем нам: последняя надежда улетучилась, и теперь если только боги с Бьеорк–горы возьмутся нам помогать… Правда, с нами ли они — в этом я уже сомневаюсь.
И еще он сетовал, намекая на Рунга:
– Хорошего же ты выбрал себе советчика!
Рюрик ответил, что он делает то, что делает.
А Стеймонд Рыжеусый, отплывая, сказал еще остающимся викингам:
– Нужно вам теперь думать, как быстрее убраться отсюда. Еще немного — и будет поздно. Гнездо Олафа обречено — это и слепому видать.
Стеймонд советовал всем перебраться в Исландию, где много свободной земли, — рука Харальда не скоро дотянется до этого острова. Рыжеусый зазывал за собой всех колеблющихся и многих убедил. Он продолжал твердить всем, кто готов был его слушать:
– Вскоре Косматый все здесь зальет кровью — вот к чему привела ярла дружба с проклятым Корабельщиком. Рюрика и ладожские русы вот–вот покинут, этим все равно, с кем быть, — лишь бы побольше платили. Счастье еще, что Косматый терпеть их не может.