Копье Теней
Шрифт:
Йорик мотнул головой:
— Не о том речь.
Грунгни ничего не сказал. Йорик тоже молчал, собираясь с мыслями. Нелегкое это дело — задавать вопросы богу. Особенно этому богу.
— Ходят слухи. Пока далекие и смутные. Кое-кто в Азирхейме ошибочно принял твое отсутствие за бегство, а молчаливость — за предательство. Говорят, ты изменил великой цели Зигмара, и их недоверие уже доползло до нас.
— А Зигмар?
— Безмолвствует.
Грунгни кивнул.
— Неудивительно. Он вообще немногословен. Зачем объяснять, когда можно показать наглядно? Его вечная ошибка — в том, что он всегда ждет,
— Как поступаешь ты? — Йорик выковырял из трубки последнюю присохшую крупицу. — Мы настолько ниже тебя, Создатель?
Грунгни улыбнулся.
— Ну конечно, внучок. Я опускаюсь, как и положено старшему, до уровня своих детей. Как иначе они поймут, если с ними не говорить прямо, без всяких уловок? Этому я научился у Гримнира, он всегда говорил начистоту. — Грунгни вздохнул, и струя сорвавшегося с его губ дыма присоединилась к клубящемуся над головой бога облаку. — Мне бы хотелось… — Он умолк, охваченный печалью.
Йорик понимал. Богам умирать не положено. А когда уходит семья — ох, как же это тяжело. Он принялся набивать трубку мхом и черным листом. Печаль бога — как протечка в своде туннеля. Тут капает и на праведных, и на неправедных. Но Создатель — не единственный, терявший кого-то. Нет среди дуардинов такого, кто не знал бы потери и горя. Йорик тоже пел погребальные песни своим родным, братьям и друзьям.
Сейчас внизу много кто умирает. Жертвует собственной кровью, чтобы выиграть время. Вернуть землю, отданную за столь высокую цену. Сегодня это крысаки. Завтра будут орруки или какой-нибудь мелкий вождь, которому нашептали что-то Темные Боги. Они будут идти и идти, пока не падет последняя стена и не опустится последнее знамя. Такова их природа.
— А ваша природа — строить, — пробормотал Грунгни, пронзив своим словами тени сомнений Йорика. — Я это знаю, поскольку и сам такой. Заделывать трещины, выправлять фундамент, чего бы это ни стоило. Вот и Зигмар такой же. Поэтому я и принес ему мою вторую присягу, поклявшись вести его войну как свою собственную.
Йорик кивнул.
— Так написано, так и должно быть. А если так, то оно должно быть выполнено хорошо. Иначе дуардины не могут. В любом случае дела должны делаться, и делаться хорошо. — Он взглянул на бога. Грунгни и один мог бы завершить сражение внизу. Одним взмахом молота он мог бы расплющить скавенов, вышвырнуть их с поля. Но боги дуардинов — не то, что боги людей: они не делают за своих детей то, что их дети могут сами. — Только стоит ли?
Грунгни разглядывал поле боя внизу, и огонь в его глазах мерцал в унисон со взрывами, сотрясающими разоренную землю. Каждый вдох наполнял ноздри Йорика запахами пороха и горящего дерева, как будто внизу полыхало то же самое пламя, что бежало по венам бога.
— Цену определяет лишь время, — сказал наконец Грунгни. — Со временем те, кто погиб здесь, возможно, станут героями еще не рожденных поколений. А может, будут забыты. Покажет лишь время.
— А твоя работа, Создатель? Она тоже во власти времени?
— Моя в первую очередь. — Грунгни изучал свои покрытые шрамами ладони. Пальцы его сжались в массивные кулаки, каждый размером с пушечное ядро и каждый — вдвое смертоноснее такого ядра. — Этими самыми руками я могу создать
Йорик моргнул. Грунгни махнул рукой.
— Не твоих, внучок. Вон их. — Он показал на стайку воронов, сидящих неподалеку на краю Бастиона. Шагнул к ним, и птицы хрипло закаркали, словно предостерегая. Смотреть на улыбку Грунгни без ужаса было невозможно. — А где остальные девяносто пять? Улетели, чтобы провернуть какую-нибудь пакость, несомненно. — Он вскинул руку, словно собираясь дотянуться до птиц. Вспугнутые вороны взмыли в небо.
Грунгни последовал за ними — не пошевелившись. Он просто вырос — как столб дыма, вырвавшийся из трубы. Бог тянулся и рос, пока ему не удалось схватить птицу, которая летела медленнее и отстала от прочих. Ворон взвизгнул почти человеческим голосом, перья на нем вспыхнули и осыпались пеплом с бьющейся тушки. Грунгни поднес бледное, вопящее существо к глазам, огромным и горячим, как далекие солнца, и хмыкнул. Громоподобный звук на миг заглушил грохот битвы.
— Ну и любопытная ты штучка. Как вода перетекаешь по собственной прихоти из одной формы в другую.
Грунгни уменьшился, и бледная, все еще кричащая тварь уменьшилась вместе с ним. Йорик наблюдал молча. Пускай Грунгни и был его предком, при этом он оставался богом, с божественными причудами и божественным — ох и крутым — нравом. Не зря в кланах Обездоленных говорили: «Не попасть бы между Создателем и его наковальней».
— И, как и с водой, из тебя можно выпарить все лишнее, оставив только необходимое. — Грунгни, обретший прежние размеры, прижал руки вместе с тем, что они держали к груди. Йорик заметил что-то маленькое, вроде птенца или костяного огрызка, и поспешно отвел глаза. — Хитро, но грубовато. Артистизма у него, у Зодчего, не занимать, а вот мастерства маловато. Удивляюсь только, кто его так назвал…
Он положил поскуливающее существо в карман фартука и отряхнул руки.
— Враги жизни наступают быстро, внучок. У нас один источник сведений и стремление одно. Надеюсь, этот твой Волькер действительно парень способный.
Йорик закончил набивать трубку.
— Если бы нет, я его не порекомендовал. — Он покосился на бога. — И ты не увидел бы его лицо в огне.
Грунгни хохотнул, а Йорик поежился. Смех бога громыхал как молот, бьющий по раскаленному металлу.
— Нет. Нет, не увидел бы, верно. — Взгляд бога, возвратившийся к битве, был горяч, как драконий огонь. — Там, внизу. Демон. Маленький, но я чую его отсюда. Интересно, что ему нужно? — Он похлопал по карману фартука. — Полагаю, мы это еще увидим.
Йорик собрался разжечь трубку. Грунгни щелкнул пальцами, и в чашу прыгнула искра. Йорик медленно затянулся, удивленный. Грунгни кивнул.
— Да. Увидим, и очень скоро.
Кретч Варпклык, Великий Верховный Когтемастер Клана Пасти, обвел взглядом опустошение и со вздохом откинулся на подушки своего паланкина. Еще дюжина когтебанд разорвана в клочья. Еще горстка когтелидеров истреблена. Последняя атака его войск отбита, бойцы бежали в беспорядке, а окопы по-прежнему заняты людь-типами.