Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)
Шрифт:
Четырнадцать недель прошло со времени этого разговора. После долгих рассуждений и справок мы пришли к заключению, что нашим исходным пунктом для путешествия к горе Кения станет не Момбаза, а устье реки Тана, на сто миль ближе к Занзибару.
Мы так решили, опираясь на информацию, предоставленную одним немецким путешественником, встретившимся нам на пароходе по пути в Аден. Кажется, это самый грязный немец, которого я когда-либо знал, однако он сослужил нам службу и дал драгоценные сведения.
— Ламу? — переспросил он. — Вы едете в Ламу? О, какое это прекрасное место! — Немец повернул к нам свое лоснящееся лицо и подмигнул с восхищением. — Полтора года я прожил там и ни разу не менял рубашки!
Прибыв на остров, мы сошли с парохода со всем своим имуществом и, не зная, куда идти, смело направились к дому консула, где были очень гостеприимно приняты.
Ламу — странное местечко,
— Куда вы думаете направиться, джентльмены? — спросил добродушный консул, когда мы закурили трубки после обеда.
— Мы планируем двинуться в Кения, а оттуда в Лекакизера, — ответил сэр Генри. — Квотермейн слышал что-то о белых людях, живущих на неизведанных территориях.
Консул посмотрел на нас, заинтересованный, и заметил, что также слышал об этом.
— Что именно вы слышали? — уточнил я.
— О, немного. Все, что мне известно, я знаю из письма, полученного год назад от Макензи, шотландского миссионера, пост которого находится на самом возвышенном пункте реки Тана.
— У вас сохранилось его письмо? — загорелся я от любопытства.
— Нет, я уничтожил его, но помню, что Макензи писал. Один человек явился к нему и заявил, что путешествовал два месяца, пока добрался до Лекакизера, где не ступала еще нога белого человека. Там он нашел озеро с названием Лага, затем пошел дальше, на северо-восток, и странствовал целый месяц через пустыни, заросли колючего терновника и огромные горы и, наконец, достиг страны, где жили белые люди в каменных домах. Сначала его приняли очень гостеприимно, но потом жрецы сочли его дьяволом и хотели убить. Он убежал от них и путешествовал восемь месяцев, пока не добрался до миссионерского дома, где и умер. И если вы спросите меня, я отвечу вам, что все это ложь. Но возможно, вы хотите знать об этом наверняка? Тогда поезжайте к миссионеру Макензи на реке Тана и расспросите его.
Сэр Генри и я переглянулись. Все это звучало загадочно.
— Думаю, нам придется отправиться туда! — высказал я наше общее мнение.
— Отлично, — ответил консул, — это самое лучшее, что вы можете сделать, но должен предостеречь, что вас ждет полное трудностей путешествие, потому что неподалеку бродят мазаи, а с ними шутки плохи. Будет лучше, если вы найдете слуг, носильщиков и охотников. Правда, это довольно хлопотно, но все же дешевле и выгоднее, чем нанимать целый караван. Кроме того, у вас будет меньше риска, что они убегут.
К счастью, в это время в Ламу находилось несколько аскари [61] ваквафи. Ваквафи — это скрещенное племя мазаев и ватавета. Они представляют собой мужественный народ, обладающий многими прекрасными качествами зулусов и хорошо обучаемый. Отличные охотники, они совершили длинное путешествие с англичанином по имени Джутсон, который отправился из Момбаза — гавань на расстоянии ста пятидесяти миль от Ламу — и обошел вокруг Килиманджаро, высочайшей горы Африки. Бедняга умер от лихорадки на обратном пути, на расстоянии одного дня дороги до Момбаза. Он перенес массу опасностей и не дожил пару часов, отделявших его от спасения. Охотники похоронили его и прибыли в Ламу. Наш друг консул убедил нас нанять именно этих людей. На следующее утро мы отправились повидаться с ними в сопровождении переводчика.
61
В переводе с арабского — «солдат». Использовалось для названия местных африканских племен, взятых на службу в армии европейских колониальных держав. — Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное.
Мы нашли их в грязной лачуге в предместье города. Трое из них сидели
Это звучало неутешительно, и, чтобы сменить тему, я спросил, где находятся еще трое ваквафи (консул говорил, что всего их шестеро). Туземец ответил, что остальные трое отдыхают в лачуге.
— Сон отягчил их веки, — добавил он, — и принес облегчение. Самое лучшее — это спать, потому что сон дает забвение! К несчастью, человек должен просыпаться!
Наконец, трое остальных мужчин, зевая, вышли из хижины. Первые два были, очевидно, из племени ваквафи, как и мои собеседники. Но, увидев третьего, я едва не подскочил от радости. Это был человек высокого роста, худощавый, с крепкими стальными мускулами — чистейшей крови зулус. Он вышел, прикрывая рот тонкой, почти аристократической рукой, чтобы скрыть зевоту. Я тотчас же заметил, что он кашла, или человек с кольцом! [62] Он отнял руку ото рта, и моему взору представилось энергичное лицо, с насмешливым ртом, короткой с проседью бородой и темными соколиными глазами. Я сразу узнал этого человека, хотя не видел его двенадцать лет.
62
У зулусов существует обычай, согласно которому человек, достигший известных лет и положения, получает право носить кольцо, сделанное из черной камеди, перевитое волосами и отполированное, как бриллиант. Почетное положение супруга нескольких жен также дает право носить такое кольцо. Пока человек не носит кольца, на него смотрят как на мальчика, хотя ему может быть тридцать пять и более лет.
— Как поживаешь, Умслопогас? — спросил я его.
Высокий человек, о происхождении и приключениях которого на его родине ходят легенды, известный под именем Дятла или Губителя, взглянул на меня и в удивлении выронил из рук длинный боевой топор.
— Отец! Макумазан! — воскликнул он, узнав меня, и поклонился. — Старый охотник! Губитель слонов, пожиратель львов! Зоркий, осторожный и смелый! Его выстрелы всегда метки, его глаза зорки! Он верен друзьям! Отец! Мудрость говорит голосом нашего народа: гора никогда не встретится с горой, но на рассвете человек встретится с другим человеком! Вестник из Наталя сообщил нам, что Макумазан умер, Макумазана больше нет на земле. Это было несколько лет назад. Теперь, в этом странном месте, я нахожу моего друга. Тут нечего сомневаться. Старый шакал поседел, но разве глаза его не зорки и зубы не остры? Ха! Ха! Макумазан, помнишь, как ты всадил пулю между глаз буйвола? Помнишь…
Я позволил ему болтать, потому что увидел, какое впечатление произвели его слова на охотников, которые, казалось, понимали его болтовню. Но затем я прервал его, потому что мне неприятна манера зулусов чрезмерно хвалить человека.
— Довольно! — велел я. — Я удивлен, что вижу тебя с этими людьми! Я оставил тебя вождем на твоей родине. Как ты попал сюда с чужеземцами?
Умслопогас оперся на прекрасно выполненную из рога рукоять топора, и лицо его омрачилось.
— Отец мой! Я не могу говорить в их присутствии, не могу позволить, чтобы они слышали мое признание, — он кивнул на ваквафи. — Мои слова годны только для твоих ушей. Отец мой, — лицо его еще более потемнело, — одна женщина, моя жена, смертельно оскорбила и обманула меня, покрыла мое имя позором. Но я избежал смерти и убил тех, кто хотел умертвить меня. Вот этим топором я ударил три раза: направо, налево и прямо — ты помнишь, как я бью, — и убил трех человек. Потом я убежал, и, хотя я не молод, ноги мои легки, как ноги антилопы, и никто не поймает меня на бегу. Я бежал из собственного крааля, и за мной гнались убийцы и выли, словно собаки на охоте. Спрятавшись, я выследил ту, что обманула меня, когда она шла за водой к источнику. Подобно тени смерти, я налетел на нее и ударил топором, отрубив ей голову. Затем я бежал к северу и три месяца блуждал, не останавливаясь и не отдыхая, все подвигаясь вперед, пока не встретил белого охотника. Но он умер, и я пришел сюда с его слугами. Ничего у меня нет. Я происхожу из знатного рода, от крови Чеки, великого короля, — но теперь я странник, человек, не имеющий крааля. Ничего у меня нет, кроме топора. Они отняли у меня мой скот, взяли моих жен, мои дети не увидят более моего лица! Вот этим топором — он взмахнул над головой грозным оружием, — я пробью себе новую дорогу. Я все сказал!