Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)
Шрифт:
— Умслопогас, — сказал я, — я давно знаю тебя. Ты самолюбив, и в твоих жилах течет королевская кровь, но ты «превзошел» самого себя. Несколько лег назад, когда ты составил заговор против Цетивайо, я предостерег тебя, и ты послушался. Теперь, когда меня не было с тобой, ты натворил всяких бед. Но что сделано, то сделано. Забудем это! Я знаю тебя, Умслопогас, как великого воина, презирающего смерть. Выслушай меня. Видишь ли ты этого человека, моего друга? — я показал ему на сэра Генри. — Он такой же великий воин, как ты, так же силен, как ты, и, пожалуй, шире тебя в плечах. Его зовут Инкубу. А вот другой, видишь, с круглым животом, блестящим глазом и веселым лицом. Его зовут Бугван Стеклянный глаз, он хороший человек и происходит из странного племени, которое проводит всю жизнь на воде и живет в плавучих краалях. Нас трое, и мы отправляемся путешествовать внутрь
— Ты не прав, Макумазан, — засмеялся воин, — не самолюбие довело меня до падения, а — стыд и позор мне — прекрасное женское лицо! Но забудем это. Я иду с вами. Жизнь или смерть впереди — что мне за дело, если можно убивать и кровь потечет рекой. Я старею, но все-таки я великий воин! Посмотри! — он показал мне бесчисленные шрамы и царапины на груди и руках. — Знаешь, сколько человек я убил в рукопашном бою? Сосчитай, Макумазан! — он указал мне на пометки, сделанные на роговой рукоятке топора. — Сто три, не считая тех, кому я вскрыл живот [63] .
63
Зулусы имеют обыкновение вспарывать живот умершему врагу. У них существует суеверие, что, если не сделать этого, труп распухнет так же, как тело его убийцы.
— Довольно, — произнес я, заметив, что его трясет, как в лихорадке, — замолчи! Ты поистине Губитель! Нам неприятно слушать об убийствах. Нам нужны слуги. Эти люди, — я кивнул на ваквафи, отошедших в сторону во время нашего разговора, — не хотят идти с нами!
— Какая это собака не хочет идти, когда мой отец приказывает? — вскричал Умслопогас и одним сильным прыжком очутился около туземца, с которым я говорил ранее, схватил его за руку и крепко сжал. — Собака! — повторил он. — Ты сказал, что не пойдешь с Макумазаном? Скажи еще раз, и я задушу тебя… — его длинные пальцы впились в горло мужчины. — Разве ты забыл, как я служил твоему брату?
— Мы пойдем с белым человеком! — пробормотал испуганный дикарь.
— Белый человек! — продолжал Умслопогас с притворно усиливающейся яростью. — О ком ты говоришь?
— Мы пойдем с отцом!
— То-то же! — сказал Умслопогас спокойным голосом и внезапно отнял руку, так что его жертва упала навзничь. — Я так и думал!
— Похоже, Умслопогас имеет сильное нравственное воздействие на своих спутников! — заметил потом Гуд.
Глава II
Черная рука
Вскоре мы покинули Ламу и через десять дней очутились в местечке Чарра, на реке Тана, испытав много разных приключений, не стоящих упоминания. Между прочим, мы посетили разрушенный город, который, судя по многочисленным развалинам мечетей и каменных домов, был многолюдным. Эти разрушенные города — а их тут несколько — очень древние и, думаю, были богаты и значимы еще во времена Ветхого Завета, когда служили центром торговли с Индией. Но слава их угасла вместе с торговлей невольниками. Там, где когда-то богатые торговцы, собравшиеся со всех концов мира, толпились и торговали на площадях, громко ревет лев, охраняя свое логово, и вместо болтовни невольников и пронзительных голосов перекупщиков в разрушенных проходах звучит эхо его ужасного рычания. В ограде, где валялся всевозможный мусор, мы нашли два огромных камня удивительной красоты и жалели, что не могли унести их с собой. Нет сомнения, что они украшали вход во дворец, от которого не осталось и следа.
Исчезло, все исчезло! Подобно благородным господам и дамам, жившим во дворце, города эти кипели когда-то жизнью, но теперь погибли, как Вавилон и Ниневия [64] , как погибнут в свое время Лондон и Париж. Ничто не вечно — таков непреложный закон. Мужчины, женщины, империи, города, троны, власть, могущество, горы, реки, моря, миры — все погибнет. В заброшенных развалинах
В Чарра мы рассорились с начальником носильщиков, которых наняли идти дальше, потому что он вздумал заломить с нас небывалую цену. В конце концов он пригрозил нам позвать мазаи, а ночью бежал с носильщиками, украв б'oльшую часть нашего имущества. К счастью, им не удалось утащить наши винтовки и одежду; разумеется, не из деликатности, а потому, что эта поклажа оказалась в руках пятерых ваквафи.
64
Столица Ассирийского государства, находилась на территории современного Ирака.
После этого мы отказались от мысли о караванах и носильщиках, да и вещей у нас осталось немного. Куда и как нам отправиться теперь?
Гуд быстро решил эту задачу.
— Здесь есть вода, — сказал он, указывая на реку, — и вчера я видел туземцев, охотящихся в пирогах за гиппопотамами. Дом миссионера Макензи стоит на реке Тана. Почему бы не поехать туда на лодках?
Блестящее предложение было встречено с радостью. Я решил купить пироги у туземцев. Через три дня мы заполучили две большие пироги, выдолбленные из огромного бревна и могущие вместить по шесть человек с багажом. За суденышки мы отдали нашу одежду и некоторые вещи.
На следующий день мы пустились в путь на пирогах. В первой находились Гуд, сэр Генри и трое ваквафи, во второй сидели я, Умслопогас и двое туземцев. Нам пришлось плыть вверх по течению, поэтому мы пустили в дело четыре весла и работали как невольники. Это был тяжелый, выматывающий труд.
Гуд, едва успев войти в лодку, очутился в родной стихии и успешно принял команду над нами. На суше это был вежливый джентльмен, с мягкими манерами, любящий подурачиться. На воде же он превратился в сущего демона, потому что в совершенстве владел тонкостями плавания — от устройства морской торпеды до умения держать весло в африканских пирогах, — а мы ровно ничего не знали. Его представления о дисциплине были очень строги, можно сказать, он оказался нашим повелителем на воде и сторицей отплатил за небрежность, с которой мы относились к нему на суше. Но с другой стороны, должен признать, что он потрясающе управлял лодкой.
Через день капитану Гуду удалось приделать паруса из нашей одежды к каждой пироге, что облегчило нашу работу. Из-за сильного течения мы с трудом преодолевали по двадцать миль в день.
Мы отправлялись в путь на рассвете и плыли до десяти часов, когда солнце начинало нестерпимо обжигать. Тогда мы выходили на берег, съедали скромный обед, после которого спали или занимались чем-нибудь до трех часов.
В три часа мы снова трогались в путь, до заката солнца, когда останавливались на ночлег. Однажды вечером, пристав к берегу, капитан Гуд задумал с помощью аскари устроить загородку из терновых кустов и развести огонь. Я, сэр Генри и Умслопогас отправились подстрелить что-нибудь к ужину. Задача была легкая, потому что на берегах Таны водится много всякого зверья и птицы. Однажды ночью сэр Генри убил самку жирафа, мозговая кость которой — великолепное блюдо.
Мне удалось убить пару косуль. Иногда мы разнообразили наш стол, убивая гвинейских кур и павлинов, или ловили прекрасную рыбу, которой изобилует Тана.
Через три дня с нами произошло неприятное приключение. Как обычно, пристав к берегу на ночлег, мы вдруг заметили невдалеке человека, очевидно поджидавшего нас. Одного взгляда было достаточно, чтобы я узнал молодого воина из племени мазаев Эльморена. Мою догадку подтвердил испуганный крик наших слуг: «Мазаи!»
Какую дикую, воинственную фигуру он представлял! Я привык к виду дикарей, но скажу, что никогда не видел лица более свирепого и внушающего ужас. Громадного роста, почти как Умслопогас, и красивый, но красотой дьявола, в правой руке он держал копье в пять с половиной футов длины. Причем только клинок имел два с половиной фута! В его левой руке находился большой овальный щит из буйволовой кожи со странными узорами. На плечах его лежал капюшон из соколиных перьев, а вокруг шеи была надета полоса пестрой материи. Обычная его одежда из козлиной кожи была завязана узлом в виде пояса, а на боку торчал меч — кусок стали, вложенный в деревянные ножны. Самым замечательным предметом его одеяния была шапка из страусовых перьев, которая сходилась у подбородка, удивительно оттеняя сатанинское выражение физиономии. Вокруг лодыжек болталась черная бахрома, а на ногах были надеты шпоры, из-под которых торчали пучки обезьяньей шерсти.