Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)
Шрифт:
Воин махнул своим длинным копьем и засмеялся.
— Я хотел бы стоять с тобой в бою, как муж с мужем! Тогда бы мы посмотрели! — и он повернулся, чтобы уйти, все еще смеясь.
— Ты будешь стоять со мной, как муж с мужем! — пообещал Умслопогас тем же зловещим голосом. — Ты встанешь лицом к лицу с Умслопогасом, в жилах которого течет королевская кровь Чеки, из народа амазулусов, и согнешься под ударами Инкози-кааса. Смейся, смейся! Завтра ночью шакалы будут смеяться и грызть твои кости! Я все сказал!
Когда воин ушел, один из нас взял корзину Флосси и открыл ее. В корзине находился чудный цветок лилии Гойа, в полном расцвете и совершенно свежий. Там же лежала записочка Флосси, написанная ее детской рукой, карандашом,
«Дорогие мои папа и мама! — писала она. — Мазаи схватили нас, когда мы возвращались домой. Я хотела убежать, но не смогла. Они убили Тома, другой слуга убежал. Меня и няню они не трогают, но говорят, что потребуют в обмен за нас одного человека из отряда мистера Квотермейна. Но я не хочу ничего подобного! Не позволяйте никому рисковать своей жизнью за меня, а попытайтесь напасть на них ночью. Они будут пировать и есть трех быков, которых украли и убили. У меня есть револьвер, и, если помощь не придет, я застрелюсь. Им не удастся убить меня. Вспоминайте обо мне, если я умру, дорогие папа и мама! Я очень испугана, но надеюсь на Бога. Не могу больше писать, иначе дикари заметят. Прощайте! Флосси».
С другой стороны было нацарапано: «Привет мистеру Квотермейну! Они обещали отдать вам корзину, и он получит свою лилию!»
Я прочитал эти слова, написанные маленькой смелой девочкой, попавшей в опасность, от которой и сильный мужчина мог потерять голову, тихо заплакал и еще раз в душе поклялся, что она не умрет, если моя жизнь может спасти ее.
Долго и серьезно обсуждали мы наше положение. Я настаивал на обмене, но мистер Макензи не хотел допустить этого, сэр Куртис и капитан Гуд, как истинные друзья, поклялись, что пойдут со мной, чтобы умереть вместе.
— Необходимо на чем-нибудь остановиться до наступления утра, — сказал я.
— Тогда нападем на них имеющимися силами и попытаем счастья, — предложил сэр Генри.
— Да, да, — заворчал Умслопогас на своем языке, — ты говоришь как мужчина, Инкубу. Чего бояться? Двести пятьдесят мазаев! А нас сколько? У мистера Макензи двадцать человек, у тебя, Макумазан, пять человек, еще пять белых людей — всего тридцать. Слушай, Макумазан, храбрый и старый воин, что говорит девочка. Мазаи будут есть и напьются, пусть это будет их похоронный пир! Что сказал Эльморен, которого я убью на рассвете? Что он не боится нападения, потому что нас мало. Я видел утром старый крааль, где они расположились, — он начертил овал на полу. — Здесь — вход через терновую изгородь. Инкубу, ты и я с топорами встанем у входа против сотни человек. Это будет славный бой! Как только луч света озарит небосвод, не раньше, Бугван, твой друг, проскользнет с десятью людьми на другой конец крааля, где есть узкий вход. Пусть они молча убьют часовых и стоят наготове. Тогда Инкубу, я и аскари, с широкой грудью — он смелый человек, — проползем через вход, убьем часовых и с топорами в руках встанем недалеко от ворот. Потом разделим шестнадцать человек на два отряда: с одним пойдешь ты, Макумазан, с другим — Молящийся человек (так зулус называл мистера Макензи). Первый отряд пойдет по правой стороне крааля, второй — по левой. Когда ты, Макумазан, заревешь, как бык, все откроют огонь по спящим людям, только осторожно, чтоб не задеть дитя. Тогда Бугван и с ним десять людей издадут воинственный клич, перепрыгнут через стену и перебьют мазаев. Если все случится так, то мазаи, сытые и сонные, как дикие звери, побегут к выходу в терновой изгороди, прямо на меня с Инкубу и аскари, и мы перебьем остальных. Вот мой план, и, если у тебя есть лучше, скажи!
Я объяснил остальным все подробности плана, и они присоединились ко мне, восхищаясь умом Умслопогаса, так грамотно составившего план атаки. Поистине Умслопогас был лучшим среди известных мне командиров. После некоторого обсуждения мы приняли этот план, даривший нам
— Ты умеешь так же хорошо выжидать добычу, как кусать ее, — сделал я комплимент Умслопогасу.
— Да, Макумазан! — ответил он. — Сорок лет я воин и много чего видел. Хороший будет бой! Пахнет кровью, я говорил тебе, пахнет кровью!
Глава VI
Рассвет близок
Конечно, при появлении мазаев все население миссии высыпало наружу, за каменную стену. Мужчины, женщины и дети собрались группами, обсуждая дикарей, их обычаи и свою участь, если кровожадным воинам удастся проникнуть за укрепление.
Мы немедленно принялись за выполнение плана. Мистер Макензи направил в разные места мальчиков-подростков, чтобы следить за лагерем мазаев, приказав доносить время от времени, что там происходит. Несколько юношей и женщин были поставлены вдоль стены, чтобы предупредить нас в случае неожиданного нападения. Затем двадцать человек, составлявшие наши главные силы, собрались в доме, и наш хозяин обратился к ним и к аскари с речью.
Это была исключительная сцена, оставившая глубокое впечатление у присутствующих.
Миссионер, стоя у огромного дерева, снял шляпу, одна рука его, пока он говорил, была поднята, другая покоилась на стволе. На добром лице его ясно отражалась душевная скорбь. Близ него сидела на стуле его бедная жена, закрыв лицо руками. Сбоку стоял опечаленный Альфонс, а позади него мы трое. Умслопогас, склонив угрюмое лицо, опирался по обыкновению на свой топор. Впереди расположилась группа вооруженных людей, одни с винтовками в руках, другие — с копьями и щитами, внимавшие каждому слову мистера Макензи.
Серебристые лучи луны, проникая сквозь крону, освещали нас, а меланхолическая песня ночного ветра придавала оттенок грусти всей картине.
— Господа, — произнес мистер Макензи, объяснив всем собравшимся наш план, — много лет я был вашим лучшим другом, защищал вас и учил, берег вас и ваши семьи от всяческих тревог, и вы благоденствовали. Вы все видели, как моя единственная дочь — Водяная Лилия, как вы ее называете, — росла и расцветала. Она была другом ваших детей, помогала ухаживать за больными, и вы всегда любили ее!
— Мы любим ее, — поправил его чей-то глубокий голос, — и будем рады умереть за нее!
— Благодарю вас от всего сердца! Ее юная жизнь в опасности, дикари хотят убить ее, ибо поистине сами не ведают, что творят! Знаю, вы будете бороться изо всех сил, чтобы спасти ее и избавить меня и мою жену от отчаяния. Подумайте о ваших женах и детях! Если Флосси умрет, за ее смертью последует нападение на нас; если вам повезет уцелеть, то ваши дома и сады будут разрушены, а имущество и скот станут добычей врагов. Вы знаете, что я мирный человек. За все эти годы я не пролил ни капли человеческой крови, но теперь я буду бороться во имя Божье. Он поможет спасти наши жизни и дома. Но поклянитесь, — продолжил он с возрастающим жаром, — поклянитесь мне, что, пока хотя бы один человек из вас останется в живых, вы будете сражаться рядом со мной и с этими храбрыми людьми, чтобы спасти мою дочь от ужасной смерти!
— Довольно! — произнес тот же голос, принадлежавший старейшему из обитателей миссии. — Мы клянемся. Пусть мы и наши семьи умрут собачьей смертью, пусть шакалы обглодают наши кости, если мы нарушим клятву! Очень страшно бороться с превосходящими силами противника, но мы пойдем сражаться и умрем, если нужно! Клянемся!
— Клянемся! — повторили за ним другие.
— Клянемся! — подтвердил я.
— Благодарю вас! — расчувствовался миссионер. — Вы все верные, честные люди, и на вас можно положиться. А теперь, друзья мои — и черные, и белые, — преклоним колени и вознесем наши смиренные молитвы Всемогущему! Его десница управляет нашей жизнью, он дарует жизнь и смерть. Ему угодно будет укрепить нашу руку, чтобы мы одержали верх над врагами на рассвете!