Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)

Хаггард Генри Райдер

Он встал на колени, и мы последовали его примеру, все, кроме Умслопогаса, который мрачно стоял позади, опираясь на свой топор. У гордого зулуса не было ни семьи, ни имущества, ничего, кроме боевого топора!

Мистер Макензи поднялся на ноги, и мы начали готовиться к сражению. Отобрав людей, мы подробно проинструктировали их. После долгих обсуждений мы решили, что десять человек под предводительством капитана Гуда не возьмут огнестрельного оружия, кроме самого Гуда, у которого были револьвер и меч, тот самый, что я вытащил из груди убитого в лодке аскари. Мы боялись, что в темноте их пули могут настигнуть наших людей. Кроме того, мы думали, что они отлично обойдутся и холодным оружием, так же как Умслопогас, ярый защитник стали.

У

нас было четыре винчестера и полдюжины винтовок «Мартини». Мы с мистером Макензи и еще двумя слугами, которые умели хорошо стрелять, вооружились винчестерами. Винтовки «Мартини» были вручены тем, кто должен был открыть огонь с разных сторон крааля в спящих мазаев и более-менее привык к оружию. Умслопогас остался с топором. Сэр Генри и один аскари должны были засесть у входа в крааль и перебить дикарей, если бы они вздумали спасаться бегством. Они попросили дать им какое-нибудь холодное оружие, и, к счастью, у мистера Макензи оказался огромный выбор великолепнейших английских топориков. Умслопогас прикрепил к ним рукоятки, сделанные из какого-то туземного дерева, похожего на ясень, и опустил их на полчаса в ведро с водой, чтоб дерево разбухло и плотнее обхватило металл. Поднявшись в свою комнату, я открыл маленький жестяной ящик, где хранились четыре кольчуги, спасшие нам жизни в путешествии по Африке. Вспомнив об этом, я решил захватить их в нашу опасную экспедицию. Бирмингемские мастера постарались на славу: моя кольчуга, сделанная из лучшей стали, весила только семь фунтов, я мог носить ее несколько дней, и она не нагревалась. У сэра Генри было целых две кольчуги: одна — обыкновенная, облегающая тело, как джерси, и другая — изготовленная по его собственному указанию и весившая двенадцать фунтов. Она покрывала все тело до колен, но была не так удобна, поскольку застегивалась сзади и много весила.

Конечно, немного странно говорить о кольчугах в наши дни, когда они совершенно бесполезны против пуль. Но в борьбе с дикарями, вооруженными копьями и топорами, кольчуги оказывают несомненную услугу.

Мы благословляли свою предусмотрительность и радовались, что наши носильщики не успели украсть кольчуги, когда бежали с нашим имуществом. Я предложил сэру Куртису одолжить одну его кольчугу Умслопогасу, который также подвергался немалой опасности. Он с радостью согласился и позвал зулуса. Умслопогас пришел, неся совершенно готовый топор сэра Генри. Мы показали ему стальную рубашку, но туземец возразил, что носит собственную кожу целых сорок лет и не хочет надевать на себя железную. Тогда я взял острое копье, бросил кольчугу на пол и изо всей силы ударил ее копьем. Копье отскочило, не оставив даже следа на стали.

Этот опыт, видимо, убедил его, а также мои слова, что, надев эту рубашку, он может свободно владеть щитом, так как обе руки будут свободны. Кольчуга, изготовленная для сэра Генри, отлично сидела на зулусе. Оба они были почти одинакового роста, и хотя сэр Куртис выглядел плотнее, но, мне кажется, эта разница существовала только в нашем воображении. Руки Умслопогаса были тоньше, но крепки и мускулисты. Одетые в кольчуги, облегавшие их, словно железная кожа, и подчеркивавшие каждый изгиб тела, они встали рядом — и десять человек могли бы отступить при встрече с ними.

Около часа пополудни разведчики донесли, что мазаи, напившись крови быков и наевшись до отвала, улеглись спать вокруг костров. Но прежде они расставили часовых у всех выходов из крааля. Флосси, со связанными веревкой ногами, сидела недалеко от стены с западной стороны крааля, окруженная спящими воинами. Там же находилась ее черная нянька и был привязан ослик.

Мы перекусили и пошли поспать пару часов перед вылазкой. К моему удивлению, Умслопогас, устроившись на полу, тотчас заснул глубоким сном. Не знаю, как другие, но я не мог спать. Обычно в таких случаях, хотя мне досадно в этом сознаваться, я испытывал страх. Но теперь я спокойно обдумывал наше предприятие, которое мне совсем не нравилось.

Нас было тридцать человек, и большинство из них не умело стрелять, а ведь мы готовились сражаться с сотнями храбрых и свирепых дикарей, защищенных каменной стеной. В сущности, это была сумасшедшая затея, особенно потому, что мы должны были занять свои позиции, не привлекая внимания часовых. Какая-нибудь случайность, шум разрядившегося ружья — и мы пропали: весь лагерь поднимется на ноги, хотя все наши надежды основывались на неожиданном нападении.

Кровать, на которой я лежал, предаваясь таким печальным размышлениям, стояла у открытого окна, выходившего на веранду. Вдруг мое ухо уловило странные стоны и плач. Сначала я не мог понять, что это, поэтому высунул голову в окно и огляделся. На веранде стоял на коленях человек, бил себя в грудь и рыдал. Это был Альфонс. Не разобрав слов, я позвал его и спросил, что происходит.

— Ах, — вздохнул он, — я молюсь за души тех, кого должен убить на рассвете!

— Не могли бы вы молиться немного потише? — попросил я.

Обиженный Альфонс ушел, и все стихло. Спустя время мистер Макензи шепотом позвал меня через окно.

— Три часа, — произнес он, — через полчаса мы должны двинуться!

Я попросил его войти ко мне и едва не расхохотался, увидев миссионера в полном вооружении. На нем были широкая одежда священника, пояс и шляпа, которую он, по его словам, ценил за темный цвет. Мистер Макензи опирался на большую винтовку, а за резиновым поясом, который обычно носят английские мальчики, были засунуты огромный резницкий нож и револьвер.

— Друг мой, — сказал он, заметив, что я изумленно уставился на пояс, — вы смотрите на мой нож? Он сделан из превосходной стали и очень удобен: я убил им несколько свиней!

Тем временем участники нашего похода встали и уже одевались. Я надел легкую куртку поверх кольчуги, чтобы иметь под рукой, в кармане, патроны, и пристегнул револьвер. Гуд сделал то же самое. Но сэр Генри ничего не надел, кроме кольчуги и пары мягких башмаков, так что ноги его были обнажены от колен. Револьвер его висел на ремне поверх стальной рубашки.

Умслопогас собрал наших людей под большим деревом и осматривал их вооружение. В последнюю минуту мы кое-что изменили. Двое из людей, вооруженных ружьями, не умели стрелять, но отлично владели копьем; мы отобрали у них винтовки, дав щиты и длинные копья, и велели присоединиться к сэру Куртису, Умслопогасу и аскари.

Нам было ясно, что три человека, как бы они ни были сильны, не справятся с делом!

Глава VII

Страшная резня

Мы стояли тихо, ожидая выступления. Это было тяжелое ожидание, так как минуты тянулись черепашьим шагом. Вокруг царило молчание, еще больше угнетавшее душу и напомнившее мне повесившегося человека, которого довелось как-то увидеть. Торжественные лица людей, которые знали, что, быть может, несколько минут отделяют их от вечного покоя и забвения, легкий шепот, поглядывания сэра Генри на свой топор, даже особая манера, с которой капитан Гуд протирал свой монокль, — все говорило, что нервы людей напряжены до предела. Один Умслопогас стоял, опираясь на топор и держа щепотку нюхательного табака в руке, совершенно спокойно и неподвижно — непросто было потрясти его железные нервы.

Луна катилась к горизонту и наконец исчезла. Стало темно, и только на востоке небо начало бледнеть, предвещая скорое появление зари.

Мистер Макензи стоял с часами в руке, жена держала его за руку, стараясь подавить рыдания.

— Три двадцать, — произнес он, — скоро будет достаточно светло. Капитан Гуд, нам пора!

Гуд кивнул и еще раз протер монокль. Всегда учтивый, он раскланялся с миссис Макензи и отправился занимать свою позицию у крааля, куда его должны были провести туземцы знакомыми тропинками. Мальчик-разведчик сообщил, что в лагере мазаев все крепко спят, за исключением двух часовых, прохаживающихся у входа.