Коралловый город
Шрифт:
Все удивленно зашумели.
— Ах, не верится? — взвился Лысюра. — Какое ты имеешь право не верить мне, старосте класса? Что я, по-твоему, украл этот лом? Украл?
Зина смутился под таким натиском, виновато шмыгнул носом. Многие опустили головы.
— Да что там… — раздались голоса.
— Вдвоем, втроем — какая разница?
— Может, они где-то нашли эту кучу?
— А перетаскал кто? — послышался ехидный голосок.
Генка прищурился:
— А может, нам помогали? В порядке шефской помощи.
— Ну, если шефы… Тогда все понятно.
— Так
Вперед протиснулся Игорь Ступак и положил пухлую руку на плечо Макару.
— И чего спорите, одноклассники? — повернулся он к толпе. — Перед нами кто? Мо-о… — он по-дирижерски взмахнул руками. — Ну? Вместе, хором! Мо-о…
— …лод-цы! — грянули все. Сзади кто-то крикнул:
— Шайбу!
— От имени класса выношу благодарность! Это ж надо… Постарались… для всех нас, — он всхлипнул, смахнул воображаемую слезу. — Ребята! Это же прекрасно. Не надо теперь лазить по дворам, выискивать, вынюхивать, где плохо лежат… эти железки ржавые. Надрываться!
— Много ты надрывался! — перебила его Даша. — Всегда твой отец приносит, а ты руки в брюки и командуешь: «Сюда, папа, сгружай!» Оттого ты такой толстый, что работать очень любишь.
Все засмеялись. Ступак покраснел.
— А план какой дают? С каждым годом все больше… Папа говорит, что и он не потянет, хоть у него разряд по штанге.
— Вот бы и пожалел его. Нет, ты скажи, почему ты такой толстый? не унималась Даша.
— Я не толстый, я упитанный! — защищался Игорь. — Мама говорит: дети должны быть упитанными. Сядешь обедать — она меня кормит, а сзади отец стоит… с ремнем, — Ступак жалобно скривился.
Зойка тут не выдержала:
— Ну, чего пристала к Игорьку? — накинулась она на Дашу. — Он не жадный!
Все одобрительно зашумели. Игорь всегда приносил в школу сумку из полиэтилена с портретом какой-то кудрявой певицы с широко разинутым ртом, а в сумке — множество разных бутербродов с колбасой, маслом, сыром, повидлом. Сам он бутербродов не ел, а щедро делился со всеми, говоря:
— Только вы меня и спасаете… Иначе пришлось бы за собаками с этими бутербродами гоняться.
Все ели и хвалили — бутерброды были очень вкусные, мама Ступака умела их делать — она работала буфетчицей.
Черепанов виновато вздохнул:
— Конечно, зря на Игорька так…
Ступак расправил плечи.
— Я и говорю! Если Макар и Гена помогли нам, то за это нужно сказать спасибо. И мама всегда говорит: «Бьют — беги, дают — бери». А вы… Эх! — он махнул рукой.
— Правильно! — зашумели вокруг. — Нам же добро делают…
Лысюра понял, что его верх, и победоносно оглядел ребят.
— Завтра приносите свой металлолом. Глядишь, еще и перевыполним обязательство.
Из сарая выходили — кто с ухмылкой, кто хмуро, кто крепко задумавшись. По знаку Лысюры Синицын замешкался и остался вместе с ним.
Генка сел на перевернутое ведро и вздохнул:
— Знаю я Живцова, все равно будет артачиться и докапываться… Ох, и настырный парень! Разобрать бы его на совете за плохую учебу, так учится он на совесть. Да-а…
Он искоса посматривал на Синицына.
— Слушай, Марочка, — заговорил он умильно. — Я давно хотел потолковать с тобой об успеваемости класса.
— О чем? — вытаращил глаза Макар. Генка смущенно заерзал на ведре.
— Да понимаешь, двоек еще много! Каждый день кто-то хватает… Как бы сделать так, чтобы не было их, этих проклятых двоек?
— А как сделаешь? — задумался Макар. Потом просиял: — Учиться надо!
— Скажешь тоже! Да разве двоечники хотят учиться? Их к учебнику и трактором не подтянешь…
— Да… — вздохнул Макар, вспомнив, как ему тяжело было когда-то садиться за учебники.
— Я надумал! — оживился Лысюра. — Ты ведь все можешь. Так достань мне такой маленький радиоприемничек-передатчик. Я сижу на задней парте, никто не обращает на меня внимания. А в это время у доски кто-нибудь отвечает урок. «Садись, — говорит ему Нина Борисовна, ничего не знаешь, ставлю тебе двойку». А я в это время нажимаю кнопку и говорю тихонько: «Не два, Нина Борисовна, а три поставьте, пожалуйста. Это пионер хороший, исправится». И учительница выводит тройку.
— Ну да! — присвистнул Синицын. — Так она тебя и послушает!
— Ведь приборчик будет волшебный! — доказывал Генка. — Его, то есть меня, все должны будут слушаться! Ну, попробуй, хлопни в ладоши, а?
Макар неуверенно повиновался. Как он и ожидал, никакого приборчика не появилось.
— Не получается, сам видишь, — горестно пожал он плечами. Его тоже заинтересовал проект Лысюры.
— Нет, Синицын! — грозно поднялся староста. Ведро зацепилось за его штаны, он с грохотом лягнул его. — Я вижу, ты для коллектива не хочешь даже пальцем о палец ударить.
— Я вон ладоши отбил, не ври! — защищался Макар. — А вообще отстань.
Лысюра изо всех сил хлопал себя сзади по штанам, отряхивая пыль.
— Ну, смотри, пожалеешь.
— Испугал! Что, на собрании разберешь? — ехидно ухмыльнулся Синицын. — А я все про металлолом расскажу.
— Зачем я тебя буду разбирать? — процедил Лысюра. — Нужен ты больно. А вот одна пионерка Д. узнает, как Синицын М. завоевал на турнире главный приз.
— Какая пионерка Д.? — Макар схватил Генку за грудки. Но тот стряхнул его руки.
— Сам знаешь, — хихикнул он.
— Эх ты, — отпихнул его Макар. — Разве это по-честному?
— А коллективу не помочь — это по-честному? — закипятился Генка.
— Да ведь ты же видел — не могу.
— Можешь. Для себя получать пятерки можешь, а для других — нет?
— Я учу… — промямлил Макар.
— Как же, учишь? — махнул рукой Лысюра. — Когда ни придешь к тебе — баклуши бьешь. И на уроках не слушаешь, даже других отвлекаешь.
Синицын съежился. Как объяснить Лысюре, что он может, а что не может? Ведь тот и слушать не хочет, долдонит свое: давай волшебный приборчик. А где его возьмешь? Но с другой стороны он прав: надо избавляться в классе от двоек.