КОРМУШКА
Шрифт:
– Добрый день, Николай Михайлович!
– первое, что сделал гость, это вежливо поздоровался. Культурный, мать его…
– Может быть и добрый, - киваю в ответ.
– Мы разве знакомы?
– В какой-то степени да. Видите ли, я местный министр обороны, и по долгу службы просто обязан знать вероятного противника.
– Вот как?
– Конечно. Ваше досье… и ваше тоже, - короткий поклон в сторону Андрея, - пришлось изучить в первую очередь. Можете не верить, но у нас отличная разведка. Вот остальное несколько… как бы выразиться… слабовато.
–
– Зачем такая официальность?
– Вы же не представились.
– Ах да, извините. Евгений Иванович Баталин.
– Спасибо, буду знать. И всё же повторю вопрос.
По лицу парламентёра пробежала едва заметная тень:
– Я пришёл с взаимовыгодными предложениями. В какой-то степени взаимовыгодными. Хотя, это ещё как посмотреть…
– И что же предлагаете?
– Просим, Николай Михайлович, всего лишь просим. Причём самую малость - верните нам корабль и захваченное на дебаркадере оружие.
– Иначе?
– маска доброжелательного равнодушия всё ещё держится.
– Не понял…
– Обычно такие требования заканчивают угрозами. Типа - иначе всех убьём, пожалуемся старшему брату-каратисту, вызовем милицию, оставим без сладкого, пасть порвём… Вариантов много.
– Ну где же здесь требования? Говорил же - просьба. А условия просты - беспрепятственный проход через город. Более того, дадим машину для груза. "Уазик"-буханка устроит?
Мля, до чего честные глаза у господина министра, когда он всё это говорит. Настолько честные, что по спине ползёт холодок и рука тянется к пистолету.
– Не совсем равноценный обмен получается, Евгений Иванович, - вмешался Андрей.
– Эх, молодой человек, - деланно вздохнул Баталин.
– Разве можно быть настолько меркантильным. Есть понятия, ценность которых совершенно невозможно измерить. Вот возьмём любовь, например - братская любовь, сколько она стоит?
– Вы на что-то намекаете?
– Я? Да помилуй боже, зачем же мне намекать? Наоборот, просто открытым текстом говорю, что некоторые бессовестные, беспринципные и жестокие люди из города послали меня поговорить о дальнейшей судьбе ваших мальчишек. Представляете, эти сволочи похитили их и держат в заложниках. Вот гады, правда?
Поднявшееся изнутри бешенство заставляет стиснуть фальшборт, на который опирался во время разговора, так, что пальцы чуть не рвут толстый металл. В террористов и заложников решили поиграть? А глаза, гнида, отводит…
– Вы не боитесь, Евгений Иванович?
– Чего?
– парламентёр всё таки посмотрел на меня.
– Если честно сказать - боюсь. Но более всего за ваших сыновей. Эти уроды из Временного правительства способны на всё, даже на самые крайние меры. Так не стоит ли их избежать, Николай Михайлович?
Говорить больше не о чем, ещё немного, и всажу пулю между этих внимательных, чуть прищуренных глаз.
– Проваливай.
– Но как же дети? Поверьте, мне было бы неприятно, если с ними что-либо случится. Сколько им? Самому старшему лет десять?
– Ну ты, хуила… - Андрей демонстративно перекидывал из руки в руку гранату.
– В случае чего, я ведь тебя искать буду, а не твоё засранное правительство. Подумай.
– Значит такова судьба, - Баталин пожал плечами.
– Так что же мы решим?
Что ответить? Не знаю… а решение нужно принимать прямо сейчас. Нет, оно давно принято.
– Война.
– Заметьте, это исключительно ваш выбор.
– Знаю. А теперь проваливай.
– Обещаете, что дадите спокойно уйти?
– Да, уходи, стрелять не будем.
Баталин кивает согласно и, отвязав шнур, отталкивается веслом от борта. Пускай, я до него ещё доберусь. Не сейчас.
– Андрей, пойдём.
– Ага, одну минутку, пап.
Поднимаюсь по трапу в рубку долго - сердце почему-то стучит с перебоями, через неравные промежутки времени. Никитин встретил коротким вопросом:
– Ну?
– Хреново.
– Всё?
– И даже более чем…
Договорить не успел - длинная пулемётная очередь с левого, обращённого к берегу борта, прервала на полуслове. Почти сразу же на пол посыпалось стекло, это ответные выстрелы добивали остатки боковых окошек, а там, где их закрыли фанерой, появилась редкая цепочка аккуратных дырочек.
– Вот ведь… - рукоять на себя до упора, давая дизелям полную мощность.
Рядом с ухом бабахнуло. Иваныч, опустившись на одно колено, посылал пулю за пулей в сторону сложенных из мешков с песком береговых укреплений. С таким же успехом мог и спелыми вишнями кидаться, на двести-то метров. Штафирка…
– Ложись!
– с силой толкаю Никитина ногой в плечо, и сам падаю на пол.
Вовремя, будто крупным горохом заколотило по стенам рубки, прошивая навылет обе. В дырки палец пролезет. Владимир Иванович что-то прокричал, но я, оглушённый его же выстрелами, ничего не расслышал. Вот далёкий взрыв, после которого пулемётный обстрел прекратился, был немного погромче. Что там такое? Осторожно приподнимаюсь и выглядываю. Вовремя - на берег прилетает ещё одна граната из РПГ. Интересно, когда Андрей успел за ним сбегать? Насколько помню, трофейный гранатомёт неделю как лежал в каюте под его койкой. Какой был мировой рекорд на стометровке с препятствиями? Слабаки… как Каштанка супротив Антона Палыча Чехова.
Третий подарок падает прямо за баррикадой из мешков. Неплохо. И чего, дурак, не забрал в Лысково бронзовую пушку из местного музея? Совсем ведь недорого предлагали. Сейчас бы долбанули картечью! Прибить, конечно, вряд ли бы кого прибили, но зато каков эффект?! Или уже не долетит? Ну да, наверное, не долетит - наш толкач резво бежал против течения, давая узлов восемь. Или теперь, когда почти все приборы разбиты вдребезги, можно измерять привычными километрами в час?
– Проскочили вроде, - Никитин с кряхтением поднялся на четвереньки, стараясь не попасть руками в битое стекло.
– Ты живой, Михалыч?