КОРМУШКА
Шрифт:
Пришёл карать и наказывать, а тут… Вот ведь незадача-то!
– Он ещё живой у нас?
– Санёк заботливо пнул под рёбра пленника, предусмотрительно затащенного в густые черёмуховые заросли.
– Вон как глазки-то закатил.
Дербенёв вжал голову в плечи и инстинктивно прикрыл лицо замотанной в тряпку культёй. Левая, здоровая, была привязана к ноге шнурками его же собственных берцев. Замычал, пытаясь выплюнуть изо рта кляп, закачался, держа равновесие
– Сашенька, не бей дяденьку. Вдруг он хороший, и сам нам всё расскажет?
– Лена прижала клинок шашки к шее Станислава Вениаминовича плашмя, и ласково заглянула в глаза.
Только она сама знала, чего стоило это видимое спокойствие. Сегодня в первый раз рубила человека, пусть не насмерть, но… До сих пор тошнота подкатывает к горлу и появляется предательская дрожь в коленках. Сашка не видит и не замечает. Для него старшая сестра - воплощение уверенности и целеустремлённости. Пример для подражания. Что же, пусть будет так…
Выдернула кляп и нетерпеливо притопнула:
– Ну?
Дербенёв молчал, раздавленный случившимся несчастьем - его взяла в плен женщина. Даже ещё девочка - он вполне успел разглядеть окончательно не сформировавшуюся фигуру. И длинную косу с заплетённой жемчужной нитью. Жемчуг… плевелы диавольские…
Кровоточащие губы выдохнули:
– Не заключай с демонами союза - полонён будешь, и не твори им добро. Они добро не приемлют, почитая сие за слабость твою, ибо сами добра не ищут. И не должен перед ними клонить чело, унижаться и оправдываться - они суть волцы хищные.
Чеканные слова из книги, всплывшие в памяти, оказались не поняты Саньком - парнишке вдруг показалось донельзя обидным, что какой-то мужик обзывается демонами и волками. Ну и что, что гораздо старше? Отец с Андреем тоже взрослые, а таких обидных слов себе не позволяют. Затыльник приклада влетел в выплёвывающий проклятья рот, опрокинул Дербенёва на спину, заставил подавиться кровью пополам с обломками зубов.
– Злой ты, Саня, - старшая сестра покачала головой.
– Утром таким ещё не был.
– Утром меня не убивали. И был дом, в котором мама…
Лена молча отвернулась - возразить нечего. И не хочется возражать. Сегодня жизнь перевернулась второй раз, но всё так же с ног на голову. Ладно, не привыкать… Лишь бы осталась жива мама. Да с мальчишками ничего не случилось.
– Санёк, время! У нас нет времени.
Парнишка сосредоточился, несолидно шмыгнул носом, и улыбнулся:
– Ещё часа полтора продержат. Я дополнительно два десятка туда послал.
– Ты что, ими управляешь?
– Да. А что такого? Ты разве нет?
– С какой стати? Я же не зверь.
– Ну-у-у… - протянул Саня и покосился на отрубленную руку пленника.
– Все мы в какой-то степени…
– А без философии?
– Звери мы, кровожадные и хищные звери. Вот только в отличие от них, можем и о друзьях позаботиться, - парнишка пинками перевернул Дербенёва на живот и, достав нож, распорол ему сзади штаны.
– Вася, поразвлечься не желаешь?
"В каком смысле?"
– Трахни дяденьку.
"А-а-а…" - и без того большие глаза Василия стали ещё больше и круглее.
– "Это обязательно?"
"Не ломай игру", - мысленно попросила Лена.
– "Изображай возбуждение и сладострастие. А тебе, Сашка, должно быть стыдно".
"За что?"
"Я в твоём возрасте, и слов-то таких не знала".
"На войне быстро взрослеют".
И уже вслух:
– Ну как, Вася, нравится?
Дербенёв, не слышавший мысленного разговора, извивался как лягушка на столе студента-медика, пытаясь перевернуться и прижать уязвимое место к земле. А когда туда упёрлись холодные стволы ружья, открыл рот, чтобы заорать.
– Молчи!
– Санёк наступил пленнику ногой на затылок.
– Или говори, но тихо и разборчиво. Понял? Если да, то кивни.
В ответ - энергичное мотание головой. Скорее даже - крупная дрожь. Соглашается?
– Ну, рассказывай.
Станислав Вениаминович говорил долго, минут пятнадцать. Мог бы и больше, но попытки жаловаться на несчастную жизнь безжалостно пресекались болезненными тычками в рёбра. Да ещё Васька, старательно изображающий сексуальную озабоченность, очень способствовал красноречию, почти что словесному поносу. Какое дело до сохранения чужих тайн, когда вопрос стоит о целостности собственной задницы?!
Павловское княжество решило расширяться. Не территориально (пустующих земель и так было в избытке), а численно. Разведчики давно положили глаз на бесхозное население в Грудцино, Дуброво, и ещё двух деревенях на другой стороне Оки. Столько народу, не окружённого отеческой заботой, прозябающего и погибающего без мудрого и чуткого руководства - непорядок. А желание или мнение будущих подданных - дело третье. Кто же его спрашивать-то будет, это мнение? И у кого? Народ, как известно, обязан безмолвствовать.
Нападение провели одновременно на все четыре деревни. И в каждой был свой человек, в нужный момент встретивший, открывший ворота, указавший людей, способных оказать и организовать сопротивление. В Дуброво таким оказался пацифист Малов-старший и примкнувшая к нему пара убеждённых последователей учения о гектаре земли, недовольных слишком жёстким руководством Чертобоев. То, что они не лезли во внутреннюю политику и жизнь поселения, не принималось во внимание. Всё равно виноваты - самим фактом своего существования.