КОРМУШКА
Шрифт:
– Мишка?
Мальчишка исчез, сброшенный вниз отдачей, и в дырку в асфальте бросается не меньше десятка зверей. Пулемёт в окошке пятиэтажки замолчал. Тишина.
– Лен, а Лен, ты Мишку разглядела?
– Не мешай…
Девушка сосредоточилась и отправила находящегося под контролем зверя вперёд. Тот подошёл к отверстию, остановился в неуверенности, и задрал голову вверх, как бы спрашивая дальнейших распоряжений от управляющей им силы.
"Ты ещё думать будешь, сволочь?" - раздражённый посыл хлестнул хищнику по нервам, заставив прыгнуть в темноту люка.
– "Давно бы так.
Вертикальные как у кошки или змеи зрачки адаптировались к полумраку мгновенно. Да, могла и не спрашивать, ответ на вопрос лежал под ногами, причём в самом буквальном смысле - десять обезображенных картечью тел со слипшейся от крови серой шерстью. Кто мог убить их так быстро в ограниченном пространстве? Тут минимум в шесть стволов работать нужно.
"Где упавший ребёнок?"
"Детёныш?"
"Заткнись и ищи!"
Получив команду, зверь огляделся. Чуть выше его головы в стенках колодца виднелись прямоугольные отверстия каналов, в которые уходили толстые трубы. А что в них?
"Посмотри".
Встал на задние лапы, вытянул морду, пытаясь дотянуться… ещё чуть-чуть… Бабах! Блеснувшие в неверном свете стволы, яркая вспышка выстрела… Итого - минус одиннадцать.
– Саня, отводи оттуда всех!
– Как?
– Хоть кверху каком, но чтобы ни одной твари не осталось. Там в колодце Мишка с ружьём сидит.
– Что, прямо в канализации? А как он смог в одиночку с десятком справиться?
– Тебе какая разница? Уводи!
Разозлённый Санёк схватил одноухого за шкирку, приподнял перед собой, и заорал прямо в морду:
– Всем стоять! Стоять, я сказал! Отойти назад! Быстро!
Лену отбросило в сторону. Пару секунд она лежала на спине, ничего не соображая, потом со стоном перевернулась на живот и вытерла рукавом тонкую струйку крови, бегущую из носа:
– Предупреждать надо, ирод.
Младший брат смотрел растерянно, видимо сам не ожидал такого эффекта:
– Да я это… не специально.
– Ты же меня чуть не убил!
– Сама просила!
– Саня аккуратно положил безвольно обвисшего в руке одноухого зверя на траву.
– Вот и передатчик сломался.
– Совсем?
– Нет, вроде дышит ещё.
– Нам нужно идти в город.
"Согласен" - поддержал Лену Василий.
– "Там можно будет управлять армией без лишних… э-э-э… приспособлений. Напрямую".
– Вот! Я же говорил, а ты не пускала! Да ещё посмотрела как на последнего дурачка!
– Хорошо, умник, будешь первым дурачком. Пошли, чего расселся-то?
– А сама валяешься…
– А по ушам?
Город встретил насторожённой тишиной, время от времени разрываемой редкими ружейными и автоматными выстрелами. Кое-где слышались взрывы гранат, сопровождаемые эмоциональными матерными комментариями.
– Лен, а чего это они?
– Санёк поморщился и облизал ободранные при перелезании через баррикаду костяшки пальцев.
– Ведь наши больше не наступают.
– Значит, здесь ещё остались пассионарии.
– Это те, у кого есть пассии?
– Нет, это те, кто может нагнуть других и поставить в позу пьющего оленя.
– А зачем? Так же им ходить неудобно будет. Или чтобы удобнее пинка дать?
– Не знаю я, Сань, папа так объяснял. Не мне, правда - Андрею.
– Подслушивала?
– Вот ещё, они сами громко говорили.
– Понятно… то есть ничего не понятно, но это и неважно. Главное, чтобы эти твои пассионарии в нас стрелять не начали.
– Они не мои.
– Ну хорошо, пусть будут общие. Вася, а ты чего ржёшь?
Василий благоразумно промолчал. А то дадут сейчас подзатыльник, и наслаждайся потом в голове колокольчиками с малиновым звоном, мешающими слушать и смотреть. В первую очередь - слушать. Вот слева затаился кто-то за сгоревшей давным-давно машиной - тихо щёлкают забиваемые в автоматный рожок патроны. Но стрелять не станет, побоится привлечь внимание. Ещё один впереди - запах паники и содержимого кишечника, перебивающие сильный коньячный перегар.
"Как вы такую гадость пьёте?"
– Ты про что?
– "Про коньяк".
– А кто сказал, что мы его пьём?
– подозрительно прищурилась Лена.
Васька неопределённо хмыкнул. Он совершенно не разбирался в алкогольных напитках, и ориентировался исключительно на Сашкины воспоминания о тайной дегустации.
"Я чисто теоретически…" - не стал сдавать он друга.
– "Без всякой конкретики".
– Да-да, - мальчишка поспешил увести разговор от скользкой темы.
– Сейчас придём, и всем конкретно вломим!
– И Мишке?
– А ему в первую очередь!
Глава 19
– Трали-вали, тили-тили, тили-тили, трали-вали, мы давно на всех забили, мы давно на всех… наклали, - Владимир Иванович чуть отвлёкся от исполнения привязавшейся детской песенки на то, чтобы почесать немилосердно зудящую под бинтами рану.
– Заживает, зараза!
Вот это радовало. Ещё какую-то неделю назад совсем было собрался помирать, и выпрашивал у Чертобоя-старшего пистолет с одним патроном… дурак был, чо! Сейчас жизнь не только наладилась, но и вошла в почти привычную колею - хорошее питание, свежий воздух, интересная работа. Стопочка-другая горькой из судовых запасов помогает избавиться от ночных кошмаров, в которых опять погибают дочь и жена… Честно сказать, не только ночью снятся, стоит днём чуть расслабиться, оторваться от придумываемых бесчисленных занятий, и приходят как наяву. Сладкое проклятие, затягивающее наваждение. Тянут руки, но не просят о помощи, а зовут к себе. Туда, где вечная тишина, нарушаемая лишь белокрылыми ангелами, сидящими на облаках и перебирающих струны золотых арф.
– Мать… - Никитин вздрогнул, когда капля расплавленного припоя сорвалась с жала паяльника и упала на руку.
– Ну вот, опять задремал. Надоело.
Он не врал самому себе - иногда хотелось бросить всё к чертям собачьим и разнести собственную башку выстрелом под подбородок. Уйти, забыть, сбежать от съедающей душу боли. Нельзя. Просто нельзя, за ним долг. Долг жизни и долг мести. Слишком подло будет бросить оставшихся в живых, и до слёз обидно - уйти не отомстив. Да просто жить вопреки всему - уже вызов противнику.