Король и спасительница
Шрифт:
Лид, понятное дело, возвел глаза и не ответил, а я сказала:
— Он со мной, охраняет меня от чего-то там. Не разубеждай его: бесполезно.
— Очень надо, — передернула плечами Натка и поморщилась в Лидову сторону, после чего крепко схватила меня за локоть:
— Пошли быстрее.
Таким образом, мы с Наткой рысью помчались впереди, а Лид, видимо, считая ниже своего достоинства идти рядом с простолюдинкой, держался на некотором расстоянии от нас.
Как всегда, когда мы куда-то спешили, нас беспрерывно дергали прохожие с дурацкими вопросами
— Не знаю, я не из этого мира, — отозвался он спокойно, и прохожие, захихикав, отстали.
— Чего, ты, ваше величество, и на экзамен с нами попрешься? — поинтересовалась Натка, обернувшись.
— Не надо! — крикнула я, упреждая ответ короля. — Никто меня там не съест, а если двойку и влепят, то за дело… Надо было учить, а не с тобой возиться.
— Действительно, возиться со мной не стоило, — согласился король, — я уже давно не ребенок.
— А что, с тобой в детстве кто-то возился?! — изумилась Натка. — А я думала, розгами воспитывали, уж больно ты дружелюбный у нас вырос…
Я ткнула подругу локтем и опасливо обернулась на Лида. Король, конечно, не рассердился: ноги его машинально шагали за нами, а в глазах застыла задумчивость.
— Меня мало били, потому что даже родственник не имеет права сильно наказывать особу королевской крови, — сказал он медленно, со странным выражением голоса. — Я плохо помню то время, но, по-видимому, я воспитывался нормально: мои родители стали заколдовывать друг друга лишь по достижении мною шестнадцатилетия.
— Ишь ты, — хмыкнула Натка, — сразу чувствуется — благородные! Не какие-то плебеи…
— А почему плохо помнишь? — удивилась я, — я вот хорошо помню свое детство.
Лид нагнал меня и пошел рядом, склонив голову.
— Почему? — спросил он негромко.
— Не знаю почему, помню и все!
— Неправда, — отрезал король, будто я уже была на экзамене, — наша память устроена так, что мы хорошо помним то, что мысленно несколько раз проигрываем про себя, вспоминаем. То, что не повторяется, довольно быстро исчезает из памяти.
— А, точно, — согласилась я, подумав, — ты прав, — ну и что, тебе неохота было вспоминать свое детство?
— Психологические травмы мучили? — фыркнула Натка.
— Действительно не хотелось, и незачем было, поскольку даже высокородные особы в детские годы проявляют замашки плебеев, которые вытравляются только со временем. Если бы я культивировал мое детское отношение к жизни, из меня получился бы плохой правитель.
— Ну да, а так вышел просто отличный! — рассмеялась Натка. — Аж заколдовали…
— Это ничего не доказывает и не опровергает, — ответил король, обращаясь при этом упорно ко мне, — загляните в свою историю и найдите хоть одного правителя, которым все были бы довольны, каким бы великодушным он ни был. Мы, высокородные, знаем, что каков бы ни был король, отношение к нему у народа на самом деле примерно одинаково, поэтому нужно править, как заведено,
— Он опять про свое! — Натка покрутила головой и побежала вперед. Я молчала. В словах короля была какая-то своя неприятная логика, которой я невольно находила подтверждение, но с которой ужасно не хотелось соглашаться.
Зато время за разговорами прошло незаметно — показалось здание университета.
— Лид, подожди нас здесь! — крикнула я и побежала нагонять подругу.
Мы быстро нашли аудиторию и сели в тоскливо ожидавшую своей участи очередь однокурсников, но говорили вовсе не о математике, а, ясное дело, о короле.
— Я поняла — этот твой Лид — окончательно двинутый, — шептала Натка мне в ухо, — давай его как-то убирать, а то мы с ним хлебнем… У него, похоже, было тяжелое детство, так теперь он на всех вымещает злобу.
— Да какую злобу! — возразила я. — Не видишь, что ли, какой он спокойный — как пень!
— Ладно, из меня психолог, как из тебя высокородная дама… Но ты подумай, как его убрать.
— Да я не знаю!
— Ну, скажи, что ты выходишь замуж, и в твоей комнате будет жить муж.
— Проверит. Где мужа-то возьмем в такой срок?
— У меня же брат…
— Нат, ты чего — ему пятнадцать лет!
— А что, думаешь, он разбирается?
— А ты думаешь, он совсем идиот? Он у меня все книжки перечел и весь телевизор пересмотрел! Его просто так не проведешь.
— Ну хорошо… Может, тебе уехать куда-то?
— Потащится за мной. И родители никуда поехать не согласятся так просто.
— Вот блин… А! Он же тебя слушается? Ты же его спасительница?
— Ну да.
— Тогда прикажи ему уйти! Просто прикажи!
— И чего? Он же уйдет в свою страну, и такое там устроит…
— А ты с него возьми слово, что он своих людей не тронет!
— Ага, так он меня и послушался.
— Все-таки пробуй, а если не выйдет, будем думать дальше. Не сидеть же сложа руки!
Сидеть дальше и не получилось — нас позвали в аудиторию. Взяв билет и прочитав его, я вдруг с удивлением ощутила, что все знаю и не боюсь. Одна из задачек не хотела решаться, но я все с тем же спокойствием корпела над ней и нашла-таки решение! В таком же аномально спокойном состоянии я ответила билет, получила пятерку и вышла из аудитории. Только после этого я поняла, в чем дело: по сравнению с королем все проблемы казались ерундой. В этом смысле полезно было бы не избавляться от Лида, скажем, на летнюю и зимнюю сессии…
Лид ждал меня на улице, сидя на пригретой солнцем лавочке. Рядом с ним два мужика играли в шахматы, и он с интересом на них косился, но молчал: то ли не понимал ничего в этой игре, то ли не хотел подсказывать. Заметив меня, он оторвался от шахмат и посмотрел вопросительно.
— Пятерка! — радостно объявила я, показав ему пять пальцев. Король без удивления кивнул и одарил меня поощрительной улыбкой с барского плеча.
— Вот видишь, Соня, я же говорил, что никаких причин для волнения не было. Идем?