Король Крыс
Шрифт:
А–а-а–а!!! — то ли от боли, то ли от страха быть кастрированным снова заорал пленник, да так, что у Максима заложило уши.
Знаешь, что я теперь с тобой сделаю? — сладострастно щурясь, поинтересовался садист. — Сперва вырежу одно яичко, затем другое. Представляешь, как больно будет? То- то. Потом вылью на твои яйца, а точней сказать — на то место, где они раньше были, соляной раствор. Не сильный, а то, чего доброго, от болевого шока подохнешь, а слабенький такой, пятипроцентный. — Сделав непродолжительную паузу, он опустил щипцы. — Ну что, будешь с нами дальше беседовать, а то я выполню свое обещание.
Минькина голова, нелепо дернувшись, тут же безжизненно отвалилась набок, и под кресло потекла тоненькая струйка зловонной жидкости.
Твою мать, и этот обоссался, — с неудовольствием резюмировал Сытый. — Слышь, Прозектор… ты его это… типа не очень кошмарь-то.
Может быть, «утконосы»? — предложил садист, поигрывая изящными никелированными пассатижами с вытянутыми наконечниками. — Минут десять — и всех делов-то. Правда, кровищи и крику будет много.
Что за «утконосы»? — не понял авторитет.
Смотри.
Приподняв голову жертвы, Прозектор осторожно засунул тонкие концы пассатижей в ноздри жертвы и тоном лектора из общества «Знание», приехавшего с выступлением в колхоз, принялся объяснять:
Очень удобная штука. Во–первых, без проблем, быстро выламывается хрящевая перегородка. Во–вторых, если я с силой разведу концы в стороны, ноздри порвутся моментально, а это очень больно. А в–третьих, очень действенно с точки зрения психологии: стоит потом привести его в чувство и сунуть в морду зеркало, как…
Да на хрен, на хрен, не надо, — отмахнулся Сытый. — Знаю я твою психологию: опять обоссытся или обосрется, чего доброго, сознание потеряет, вновь его в чувство приводить… Только время терять.
Можно током в яйца, — нимало не смущаясь, предложил мастер заплечных дел и просительно взглянул на Сытого. — Слабенькое такое напряжение… И регулировать очень удобно. Как, сделать?
Погоди, — бросил Лютый, взглянув на пытаемого.
Тот уже пришел в себя, и Сытый, распорядитель пыток, снова подошел к гинекологическому креслу и склонился над бедолагой.
Короче, так: или ты сдаешь нам своих старших, или тебя похоронят кастратом.
А может, в жопу его лучше трахнуть? — неожиданно предложил кто-то из «быков». — Или в рот всем хором навалить за щеку. Таких пацанов замочил, падла. Поделом ему. Только зубы сперва выбьем.
Удивительно, но перспектива превратиться в пассивного педераста произвела на жертву куда большее впечатление, нежели остальные угрозы. Приподняв голову, насколько это было возможно, он произнес:
Я, в натуре, не знаю, где они прячутся! Они ведь никому не доверяют! Вроде бы Силантий в Чертаново, на улице Янгеля живет, а телка его, у которой он постоянно зависает, — где-то в Бибирево, точно говорю.
Номер дома знаешь? — оживился Сытый.
Да нет, про Чертаново и Бибирево мне пацаны наши говорили, которые его туда возят иногда.
А адреса пацанов? Можешь назвать? Ну?
М–могу, — дрогнувшим голосом отозвался Минька, цепенея от своего страшного предательства.
А еще за тобой какие косячки водятся? — продолжил, заметно повеселев, Сытый и многозначительно покосился на Прозектора, тот по–прежнему сжимал в руках страшные «утконосы».
Не так давно с одним вашим в магазине схлестнулись. Постреляли немного. Он Валька нашего ранга, — сглотнув слюну, сообщил пленник, видимо, понимая, что терять ему больше нечего. Как говорится, семь бед — один ответ.
Ну-ка, давай поподробней! Где это было?
На Новочеремушкинской улице.
И дальше что?
Да ушел он. Мы его маленько подранили. Потом выяснили — тачку какую-то тормознул и свалил.
А кто это был?
Как выглядел? — неожиданно для всех спросил Лютый.
Ну, такой невысокий, черные волосы, седоватые… Интеллигентный типа. Мы его в Тушино на фирме видели, какие-то видеокассеты скрытой съемки нашим пацанам показывал. Он даже свою тачку бросил — древняя такая «Волга», двадцать первая.
Неожиданно Максима кольнуло недоброе предчувствие. Почему-то вспомнилось Рязанское шоссе, встреча с Прокурором, на которую он приехал на разбитых «Жигулях», слегка загримировавшись. Тогда они беседовали о перспективах конечного передела Москвы бандитской.
Прокурор еще говорил, что Вист и Силантий, в то время союзники, ездили за советом к Коттону. И как раз в тот момент неподалеку остановился какой-то мужик на двадцать первой «Волге». Предохранители у него якобы сгорели. Вроде типичный колхозник со шрамом на щеке, но его манера держаться эдаким забулдыгой выглядела чересчур наигранной. Да и руки — чистые, белые, только вымазанные машинным маслом, явно без следов тяжелого физического труда.
Нечаеву тогда показалось, что где-то он уже видел этого мужика, и его охватила тревога. Так же, как и сейчас. «…Какие-то видеокассеты скрытой съемки нашим пацанам показывал», — кольнуло мозг электрическим разрядом.
Резко обернувшись, Лютый скомандовал:
Пацаны, выйдите на пару минут, я с ним один перебазарю.
Да ладно тебе… — начал было Сытый, но суровый и жесткий взгляд Максима заставил его ретироваться.
Следом потянулись и остальные.
Мне тоже уйти? — удивился Прозектор.
Я сказал — выйти всем, — угрюмо бросил Лютый. — Не понятно говорю, что ли?
Аккуратно закрыв дверь и подвинув к гинекологическому креслу табурет, Максим начал вкрадчиво:
Понимаешь, Минька, или как тебя там, — тебе все равно не жить. Не мы тебя замочим — так свои же. За то, что скурвился, пацанов сдал. — Сделав выжидательную паузу, чтобы сказанное отпечаталось в мозгу пленника, Нечаев продолжил: — Но я могу тебе помочь. Ты ведь знаешь, кто я?
Не–ет…
Лютый. Никогда не слыхал о таком?